Потом она вертелась перед зеркалом, примеряя странные жакеты и платья, ворох которых привезла из своего архивного отдела — для примерки. 90-е годы никуда не делись, они по-прежнему рядом. По учреждениям и организациям ходили люди с баулами, предлагали дешевую одежду. У многих имелся свой круг покупателей — им доверяли брать одежду на дом, чтобы люди определились.
— А что, вполне себе модненько, — мурлыкала под нос Варвара, красуясь перед трюмо в сомнительном брючном костюме в абстрактную полоску, — скажи честно, Никита, не вредничай, ведь что-то в этом есть?
— Ты в зеркало смотри, а не на моду, — ворчал я.
— А я куда смотрю? Вот скажи, если я куплю эту штуку, тебе не стыдно будет пройтись со мной летом, скажем, по набережной?
— Нет, ищи другого чудака.
— Серьезно? Хм… — Она оценивающе себя разглядывала. — Ну что ж, значит, хорошая вещь, надо брать…
Потом она сидела за компьютером, вытаскивала из него информацию с таким мученическим видом, словно тянула ее волоком в картофельном мешке по корням и корягам. Я демонстративно бездельничал, лежа на диване, тыкал кнопки на пульте. Звук телевизора был отключен — эффект тот же, а нервы целее.
— Я уже выбрала эпитафию для твоей могилы, — сообщила Варвара, — «лень отняла его у нас раньше смерти». Вот скажи, что ты сделал в жизни, чтобы исправить и улучшить свою карму?
Я тактично помалкивал. Ремонт кармы, по моим скромным подсчетам, обойдется миллиона в четыре. Новая квартира в обмен на старую, новая машина (старую можно оставить), а еще можно свадьбу приличную сыграть… Впрочем, с этим я еще не определился. В данном вопросе было много неясностей и неточностей. Вопрос финансов пока стоял острее вопроса вечности. Хоть умирай, чтобы сократить расходы.
Когда зазвонил мой сотовый телефон, оставленный почему-то в прихожей, Варвара среагировала первой и обошла меня на целый корпус. Никакого мистического подтекста здесь не было: при входящем звонке от Якушина включалась исполненная мистицизма и загадочности композиция Эннио Морриконе (между прочим, Великого офицера ордена «За заслуги перед Итальянской Республикой»). Я остановился посреди комнаты, проиграв гонку. Это неслыханно!
— Да, Сергей Борисович… — заворковала нахалка, — да, это Варвара… Я за него… Никита в ванной… Не в ванной, вы говорите? — Варвара немного покраснела. — Ах, вы чувствуете его возмущенное дыхание за моим плечом?
Ох уж эти мелкие бесы за ее плечом… Я махнул рукой и отправился на кухню заваривать кофе. У меня тоже имелась интуиция, и она подсказывала, что лечь спать сегодня получится не скоро. Варвара всегда была против долгого сна. «Сон — это маленький кусочек смерти», — говаривала она.
Когда я вернулся, Варвара уже закончила общение по моему телефону и теперь возилась с моим же ноутбуком, пристраивая его на компьютерном столике.
— Поступило много информации, — объяснила она, — и нужной, и ненужной. У Сергея Борисовича нет времени, и всю эту кучу он сбросил на твою почту.
— Куда ты безуспешно пытаешься войти, — подметил я.
— Да, — согласилась Варвара. — Для нас обоих было бы удобнее, если бы ты завел на рабочем столе папку «Явки, шифры, пароли», и мне не пришлось бы всякий раз ломать голову. Ага, открылась…
— Может, я сам все сделаю? — предположил я. — Да, я в прошлом военный, но уже умею отличать браузер от «маузера» и все такое. А копаться в чужих вещах, извини, такой моветон…
И что у нее за привычка — одним взглядом выпивать всю кровь? Это к вопросу о свадьбе, в целесообразности которой я еще сомневался.
Я оставил ее наедине с моей собственностью, ушел пить кофе, потом принимал душ, курил на балконе. По пути в спальню заглянул Варваре через плечо. Она отсутствовала в этом мире — остался только затылок. Я удалился в спальню и оттуда подглядывал через приоткрытую дверь, как она работает. Я любил смотреть на Варвару — особенно в те моменты, когда она не смотрела на меня. Как прокомментировал наши отношения один знакомый: смотреть-то приятно, вот только пользоваться неудобно.
Она пришла в постель, когда мои глаза уже слипались, а из подсознания выбирались ворчливые монстры. Разделась, пристроилась под бочок и заворковала:
— Так, хорошенько запоминай, чтобы утром не спрашивать. Ау, ты здесь? — Она потрясла меня за плечо, дождалась моего возвращения в мир бодрствующих людей. — Значит, так. На 2 февраля текущего года в больницах города и прилегающей к нему части области пребывало 11 мужчин в состоянии клинической смерти…
— Не так уж много, — пробормотал я.
— Осталось немного, — поправила Варвара. — На самом деле людей в состоянии комы и клинической смерти было гораздо больше. Из их числа исключили женщин, бабушек, дедушек, несовершеннолетних… а такие тоже были, к сожалению, — после аварий и пожаров, где они надышались угарным газом… Так, а куда это наши руки отправились? — Варвара вернула на место мои блуждающие конечности. — Лежи и впитывай. Глупости — потом. Исключили инвалидов, тех, кто явно не подходит по определенным параметрам, например, уехавших из области, отбывающих срок, продолжающих лечение в больнице…
Но и этот список из одиннадцати персон подвергли жесткому купированию. Трое в итоге не выкарабкались — динамика выздоровления была неплохой, но вмешались кризисы, и люди умерли. Из оставшихся восьми двое — в тяжелом состоянии, о самостоятельной жизни им лучше забыть. Результат аноксии — отсутствие снабжения головного мозга кислородом. Как следствие, декортизация — гибель коры головного мозга. Если вспомнишь старые репортажи про Николая Караченцова после первой аварии — поймешь, о чем я. Двое из шести остались парализованными — факт доподлинно проверен. Сознание на месте, с мозгами все в порядке, но у одного полностью отказала нога, у другого — правая половина туловища. Значит, и их вычеркиваем. Остаются четверо. Их фото, адреса, телефоны полиция любезно предоставила нам, я их выписала, они лежат у тебя на столе. Сейчас не буду загружать твою несчастную голову… Первый — Шалаев Яков Вениаминович, 49 лет, бывший сотрудник института ядерной физики, проживает в Академгородке на Морском проспекте…
— Одно из убийств именно там и случилось, — перебил я. — От проспекта шаг в сторону и — глухой лес…
— Не такой уж глухой, — отрезала Варвара. — Да, это настораживает, но ни о чем не говорит. Шалаев разведен, проживает один, с семьей не общается. Раньше был приличным человеком — окончил наш университет, специалист в области ядерного синтеза, три года был депутатом районного масштаба…
— Последнее входит в понятие «приличный человек»? — вставил я.
— Вот только не надо острить посреди ночи, — рассердилась Варвара. — Шалаева уволили с работы после конфликта с начальством, он стал симпатизировать коммунистам, активно посещать церковь, выпивать…
— Нет, я просто обязан перебить, — снова сказал я. — Это что за бочка тротила в одном человеке? Мне необходимо с ним познакомиться. Мало того что депутат, талантливый физик и набожный алкаш, так еще и раздувает пожар мировой революции, что по определению запрограммировано в каждом коммунисте.
