Я застыл. Поздно! Художник прервал свое занятие, отпрянул от мольберта. Словно корова слизала с лица одержимость и одухотворенность — передо мной снова был угрюмый неприятный тип с единственной извилиной! Колючие глазки скользили по грязным стеклам веранды. Ежу понятно, что им с собакой не почудилось.
Я начал смещаться, убираясь подальше от застекленной зоны. Он засек движение, вскочил, вскрикнув от боли — видимо, неловко дернул больной рукой. Последнее, что я увидел, — как он скатывается с веранды, но бежит в обратную от меня сторону. «Собаку спустит!» — запоздало сообразил я.
Я бежал, как Наполеон по Старой Смоленской дороге! Пролетел торцовую часть здания, пробился сквозь запущенный садик. Драгоценные секунды ушли на поиск той самой доски, которую я зачем-то вернул на место. Я оторвал ее нижнюю часть, пролез в переулок, а за спиной уже рычала, неслась на меня взбешенная тварь! Я вставил доску в паз, подобрал какой-то камень, треснул по вылезшему гвоздю, загоняя его обратно. В этот момент собака подлетела к забору, стала свирепо его облаивать.
Я попятился, споткнулся. За спиной выразительно хмыкнули. Я обернулся с холодеющей спиной. С соседского участка за мной наблюдала женщина — еще молодая, интересная. Ох уж этот неловкий момент… Я отряхнулся, постарался улыбнуться как можно приветливее и зашагал в глубь переулка. Неясное чувство подсказывало, что до машины мне придется добираться окольными путями.
Глава шестая
Было пять часов пополудни, когда я вывел свой «Террано» на шоссе и прижался к обочине. В ушах все еще слышался заливистый собачий лай, и видение было так себе: свирепое проклятие рода Баскервилей с пылающим взором, готовое вцепиться мне в задницу…
Машины, к счастью, скапливались на другой стороне дороги, желающих въехать в город было меньше. День пролетел незаметно. Выкурив сигарету, я позвонил Кривицкому.
— Знаешь, приятель, вчера меня в вашем музее наваждение опутало, — сообщил вместо приветствия однокашник, — даже мысль была постыдная: а вдруг и впрямь душа маньяка туда-сюда гуляет и «девушкам спать не дает»? А сегодня вот сижу на свежую голову и думаю: какого, прошу прощения, хрена?..
— Могу усугубить твое неверие, — сказал я. — Новосибирский маньяк, совершая свои злодеяния, передвигался на машине?
— А как он мог передвигаться? — фыркнул Кривицкий. — Разве что нанять такси на пару-тройку часов. Он, как правило, оглушает своих жертв, сует их в машину и увозит в безлюдное место. Оставляет транспорт на дороге, тащит в кусты или еще куда, при этом людей поблизости нет. С дороги не съезжает — поэтому мы не можем вычислить протектор его машины. Нет, в плане бреда можем, конечно, допускать, что у него есть сообщник — таксист или просто автолюбитель…
— Бреда и без этого хватает, — перебил я. — У маньяков не бывает сообщников — всю неблагодарную работу им приходится выполнять самим. Шалаева можно исключить — он не водит машину и никогда этим не занимался. Машины нет — можете убедиться, покопавшись в базе. Ваша информация была неполной, и я потерял полдня. И вообще не тот это тип. Он весь пропитой — физически не справится. А вот Вяземский мог бы… но есть одна деталька. Убийца правша?
— Убийца правша, — подтвердил Вадим. — И в Ярославле был правша, и у нас. В этом можно не сомневаться.
— У Вяземского изувечена правая кисть, и об этом меня заранее не известили. Возможно, это результат того, что с ним стряслось в январе. Частичный паралич, спазмы — рука с трудом работает, причем это началось не вчера. Он стакан не поднимет правой рукой — обязательно выронит. Куда уж хладнокровно наносить удары… Проверьте у медиков, когда это началось и с чем связано. Если с января, то смело исключайте этого новоявленного Шишкина-Саврасова.
— Я так и знал, что эта версия — полная фигня, — расстроился Кривицкий. — Основана на нереальных событиях. Не понимаю, как мы могли пойти у вас на поводу.
— Других зацепок у вас все равно нет, — отрезал я, — работайте с тем, что имеете.
— А откуда ты узнал про руку? — спохватился Вадим. — В гости напросился?
— …И поведал товарищу, что он не тот, за кого себя выдает, — невесело засмеялся я. — Хочешь, чтобы не поверили, — говори правду. Ладно, расслабься, я же не полный идиот. Но мой визит заставил Вяземского напрячься, — я умолчал про собаку, чтобы не давать Вадиму повод для веселья. — Так что не тяните с проверкой.
— Ладно. Что по Глотову?
— А я реактивный? — возмутился я. — Вы там бездельничаете, штаны протираете, а я мечусь, как электровеник… Завтра будет ваш Глотов. Все.
Нашлась минутка позвонить Варваре. Она откликнулась, но как-то долго шла.
— Двоих фигурантов придется исключить, — сообщил я безрадостную новость. — Это Шалаев и Вяземский. У них есть уважительные причины не быть маньяками.
— Вот и хорошо, — вздохнула Варвара.
— Что в этом хорошего? — не понял я.
— Это же прекрасно, когда человек, которого ты подозреваешь, на поверку оказывается порядочным членом общества, разве не так? Хочется порадоваться за него — еще одним честным человеком в мире больше…
— С какого перепуга их стало больше? — фыркнул я, — сколько было, столько и осталось. А маньяк сидит и потирает свои кровавые ладошки. Ты побывала у этих господ на тонком плане? Можешь сказать что-нибудь вразумительное?
— Нет, Никита, для этого нужно хорошенько сосредоточиться.
— Эй, все в порядке? — забеспокоился я. — У тебя голос какой-то не такой. Ты где?
— Я в музее, Никита, тут какая-то фигня… Тебе не звонили, чтобы не отвлекать от работы… — она замялась, — знаешь, мне страшно.
— Сейчас приеду. — Я отключился.
На ЧП происшествие не тянуло, но атмосфера была натянутой. Музей еще работал, по залам бродили посетители. Лариса проводила экскурсию — за ней гуськом от экспоната к экспонату тянулась группа молодых людей. За стойкой стояла Маргарита. Она улыбнулась (хотя могла бы и приветливее), кивнула на дверь служебного помещения — туда.
Там сидели Михаил с Варварой. Сергей Борисович отсутствовал — с утра уехал по делам, и его, похоже, еще не известили. Атмосфера была как на похоронах. Михаил задумчиво смотрел в экран ноутбука. Варвара сидела в своей нише прямая как штык. Мое появление ее скорее обрадовало, чем опечалило, хотя это не точно. Михаил откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди, смотрел на меня строго и как-то взыскательно.
— Ну, что случилось, ради бога? — выдохнул я. — Стоит вас покинуть, как все уже летит кувырком. Кто-то умер, заболел, переметнулся на темную сторону? У нас украли важный для планеты артефакт, и все пропало?
— Нет, все живы, и ничего не пропадало, — сообщил Михаил. — Просто Варваре Ильиничне стало страшно…
— И что? — не понял я. — Варваре Ильиничне часто бывает страшно… — И осекся. Потом рассердился. — Ладно, может, попробуем заново? Я выйду, постучу, снова зайду.
