Стекла внедорожника покрывала тонировка — до первого гаишника (если он сам, конечно, не гаишник). Машина не прижалась к бордюру, как остальные — слегка вылезала из ряда, значит, прибыла ненадолго. И у водителя имелась возможность видеть стоящие впереди машины. Казалось бы, что такого? Но в горле тут же пересохло, стало неуютно. Я машинально нащупал травматический пугач в подмышечной кобуре. Сегодня я его не забыл.
Текли секунды. Глотов с территории завода не выезжал. Внедорожник тоже не шевелился. Водитель погасил фары, но из машины не выходил. Прибыл бы сюда по делу — неужели бы не вышел?
Дискомфорт усиливался, но стопроцентной уверенности не было. Мало ли зачем он сюда приехал. Всех подозревать — недолго и до маниакального синдрома. Текли минуты — водитель не выходил. Глаза устали перебегать с одного зеркала на другое. Я мог бы выехать из ряда, проследовать дальше по проезду — и все бы стало ясно, пристройся он в хвост. Но я выбрал другой вариант. Терять Глотова тоже не хотелось. У маньяков редко бывают сообщники, но возможны всякие варианты.
Я вышел из машины, сделал вид, что разминаю кости. Трафик в проезде был незначительный, я никому не мешал. Внедорожник стоял неподалеку и словно подсматривал за мной одним глазом. Я закурил, медленно обогнул капот, поднялся на тротуар (от последнего — одно название) и прогулочным шагом направился вдоль припаркованных машин. Сердце колотилось, я расстегнул верхнюю пуговицу, чтобы при необходимости выхватить недоразумение из кобуры (у него хоть вид приличный).
Ракурс менялся, я приближался к серому внедорожнику. Вроде «Субару», номера, естественно, замазаны грязью, стекла непроницаемы. Что там делает водитель — джигу танцует, целится в меня? Но стрелять через стекло не будет, машину жалко, а начнет опускать стекло, я уж как-нибудь среагирую…
Осталось несколько шагов, внедорожник был рядом. Я понятия не имел, что делать дальше. Постучаться, что-нибудь спросить? Ну, стоит себе машина, никого не трогает…
Водитель избавил меня от дальнейших мучений. Загорелись фары, он медленно выехал из ряда и покатил, разгоняясь, по проезду, оставив меня в полной растерянности. Задние номера тоже не читались. Мелькнула царапина на заднем бампере. Обычный «Субару» — как минимум десятилетний крепыш, в городе таких пруд пруди…
Я вышел на дорогу, угрюмо смотрел ему вслед. Джип удалялся и вскоре скрылся за поворотом. Какие мы скромные… И что это было?
Просто ничего, постоял и уехал, а я тут как бы ни при чем? Всякое могло быть. Но сердце уже тоскливо сжималось. Некто знал, что я работаю по людям, перенесшим клиническую смерть, а значит, рано или поздно упрусь во что-то нежелательное?
Я вернулся в машину, схватился за термос. «Субару» не возвращался. Напряжение не отпускало, но до конца не ушло. В душу загружалась уверенность, что продолжение следует. А при чем тут Глотов? Словно отвлекали от фигуранта, давая понять, что он не при делах. Или нет — водитель джипа планировал остаться незамеченным, но я оказался чересчур внимателен…
Метаться не стоило, я продолжал так называемую работу. «Инфинити» выехал с территории заводика только в четыре часа пополудни. Глотов вертел баранку, держа телефон у уха. Пристраиваться хвостиком было неразумно — не городская улица, кишащая транспортом. Я примерно догадывался, куда он ехал, и что-то подсказывало, что я знаю город лучше него.
Когда я припарковался на Каменской, «Инфинити» у «Чистого мира» еще не было. Чутье не обмануло. Парковочных мест вдоль тротуара стало больше — офисные труженики разъезжались по домам.
Глотов подъехал через восемь минут, бросил машину у крыльца, исчез в офисе. Он явно не имел понятия, что такое нормированный рабочий день.
Я размышлял, что с ним делать. Подкараулить, когда будет возвращаться домой, принудить к созданию аварийной ситуации (свою машину при этом не бить), выйти на прямой контакт, выяснить, с чем его едят? Можно вытянуть расписку, что не имеет претензий ко второму участнику ДТП…
Я снова перелистывал все, что имелось на этого типа. Глотов Николай Ильич, родился 23 сентября 1971 года. Место рождения — город Междуреченск, обучался в Новосибирском институте геодезии, аэрофотосъемки и картографии… Стоп. Я недоуменно хлопал глазами, снова вчитывался в незатейливые цифры даты рождения — 23 сентября 1971 года… К черту год! Почему менты просмотрели? Почему я сам прохлопал ушами, хотя просматривал эту бумажку неоднократно? Почему вот так всегда — никто не замечает очевидного?
— Ну, чего тебе? — устало спросил Кривицкий, — уже вычислил своего андроида?
— Ты на работе?
— Ну а где же еще? Новая должность, знаешь ли, никакой другой жизни…
— Позвольте вопрос, товарищ капитан? — Из меня полилась едкая желчь. — Почему мы все такие тупые?
— Ага, — подметил Кривицкий, — значит, себя ты тоже отнес к этой категории граждан.
— Да, и мне стыдно. Но вам должно быть еще стыднее… если есть такое слово. День рождения Глотова — 23 сентября. День, когда убили Хмельницкую. Преступление произошло в 23 часа. В этом году 23 сентября выпадало на воскресенье. Логично допустить, что именно в этот выходной Глотов и отмечал свои именины сердца. Дата не круглая, возможно — дома, с друзьями или в кругу семьи. Наверняка выпил. В этой связи сомнительно, что вечером он куда-то поперся. А ведь должен был заранее выследить жертву, определиться с местом убийства, отключить, увезти… Ты понимаешь, что если в вечер воскресенья он праздновал день рождения, то не мог никого убить?
— Ничего себе, вот это проворонили! — Вадим был тоже под впечатлением. — Ну да, ты прав. И что предлагаешь? Как мы это выясним?
— Гораздо быстрее, чем я. Мы живем в век социальных сетей, Вадим. Он мог сделать снимки, а потом выложить. Это могла сделать жена или кто-то другой. Его наверняка поздравлял сын, обучающийся в Праге, — а молодежь не может жить без соцсетей. Не факт, но проверить стоит. У каждой фотографии можно найти ее свойства — в том числе, когда ее сделали. Если не в контекстном меню, то всего лишь незначительно копнуть — это сделает даже начинающий хакер. В принципе дело получаса, Вадим. Если нет, так нет. Но попробовать стоит. У вас же есть технический отдел, запряги грамотного человека. Он сможет это сделать даже дома. Нужно быстро исправить этот косяк.
Кривицкий для приличия поломался, но пообещал что-нибудь придумать. Глотов вышел из здания в восьмом часу вечера — уже стемнело. Кривицкий не звонил, и сбрасывать этого субъекта со счетов было рано.
Я ехал почти впритирку к нему — все равно он в зеркало видел только фары. Первые сомнения у меня возникли, когда он остановился у цветочного павильона. Вернулся к машине только через пятнадцать минут с нереально огромным букетом роз. Уложить такое было непросто — даже на заднее сиденье.
Вспомнился анекдот. Диалог в цветочном магазине: «Мне вон тот букет за десять тысяч. — О-о, любовнице, наверное, берете? Нет, жене. — Ага. Но признайтесь, любовница в этой истории все-таки фигурирует?»
