Стойки давно текли, и я только приблизил этот момент. Когда я съехал с бордюра, машина стала брыкаться и прыгать, как тушканчик. Ехать дальше было невозможно. Стойка вытекла, лопнул подшипник. Я пропрыгал по Мичурина пару сотен метров и понял, что пора заканчивать, если не хочу навсегда лишиться машины. Подходящее место нашлось у ограды Центрального парка — кто-то вовремя оттуда уехал. Припаркованных машин здесь хватало. Я прижал свою «инвалидку» к бордюру, выключил двигатель и облегченно вздохнул. До дома пешком — минут пятнадцать. Завтра куплю нужную запчасть и доползу на аварийке до ближайшей СТО. Ничего смертельного, все в порядке.
Но настроение падало, сжималось сердце от недобрых предчувствий. Ураган опять набирал силу. Я добежал дворами до Красного проспекта, с которого непогода выдула людей, отправился вверх по нечетной стороне. Переменный ветер лез за воротник, подгонял в спину, вставал неодолимой преградой, и тогда на него можно было ложиться, как на волну!
Странные ощущения: мне очень не хотелось идти домой. Вроде надо, Варвара заждалась, там тепло, безопасно — а хоть тресни, не хотелось!
И вдруг так кстати подвернулся недавно открывшийся бар в полуподвале. В заведении призывно переливался свет, сновали тени. Я был свободным человеком, мог делать все, что хочу! Я спустился вниз, толкнул тяжелую дверь и, войдя в теплое помещение, тут же устремился к нарядной барной стойке.
Я просидел в уютном заведении не больше двадцати минут, выпил пару стопок коньяка. Здесь находились несколько человек, застигнутых врасплох непогодой. Они шутили, пили пиво. Кто-то смеялся, что не надо бояться конца света. В России его не боятся — в России его ждут. Но я не мог сидеть здесь вечно, и на душе не делалось легче.
Рассчитался с барменом, покинул гостеприимное заведение и устремился навстречу собственной смерти…
Глава седьмая
И вот оно стряслось — безжалостное, продирающее до костей. Этот дивный восхитительный мир беспощадно бил по всем чувствительным местам души и тела. Я метался по простыне, обливался потом, проклинал весь мир в целом и его отдельных представителей — в частности. Все черное, негативное неудержимо лезло из меня. Словно канализацию прорвало и нечистотами затопило улицу!
В минуты ремиссии я с тоской и щемящей нежностью вспоминал свои смертные переживания — выл, хотел туда, бился головой о подушку. Варвара все утро просидела рядом со мной, терпеливо сносила мои гневные выпады, заставляла глотать какие-то пилюли, прикладывала ко лбу мокрое полотенце.
В завершение маразма мою кровать окружили врачи, и тут уж я оторвался. Пусть окружают — легче целиться! Я посылал их по всей парадигме и был категорически против фильтрации базара! Что им нужно от меня? Я жив, отстаньте! Не нужно меня никуда везти! Потом я выпал в осадок, видимо, подействовали препараты, провалился в глухую прострацию.
Надо мной озабоченно переговаривались люди в белых халатах, угадывался голос Якушина. «Думаю, с ним будет все в порядке, Юрий Андреевич, — внушал он медицинскому светилу, — да, случай необычный, но не скажу, что уникальный — подобное случалось даже на моей памяти. Не все еще способна объяснить медицина. Посмотрите на него — помещение в лечебное заведение его добьет, и он все равно сбежит, применяя ту же тактику слона в посудной лавке. Вам нужны разрушения, а вашим сотрудникам увечья? Предлагаю дистанционное, так сказать, наблюдение: за ним присмотрят, не волнуйтесь. В случае ухудшения ситуации вас немедленно известят».
Я плавал в липком киселе, сознание еле брезжило. Если это был сон, то, значит, я спал. Представители медицины оставили меня в покое.
Настал час транспортировки. Я сам поднялся, оделся и побрел по коридору. Был день, значит, я проспал часов восемь — если это безобразие уместно назвать сном. В машине меня снова накрыло, сознание путалось. Я плохо помнил, как мы оказались дома, надеюсь, я все же сам поднимался по лестнице. На этот раз я прометался в забытьи недолго — часа три. Я находился дома, живой, в собственном сознании, которое частично работало! Поднимался, как из гроба, ощупывал голову. Восстанавливалась память. Как-то странно: я помнил события до смерти, во время смерти и после смерти. Пусть не все, урывками, кусочки мозаики еще не полностью заполнили картину, но это было явное достижение. Варвара хлопотала рядом со мной, помогла подняться. Ноги подкашивались. Она довела меня до ближайшего стула, усадила.
— Как я выгляжу? — прохрипел я.
— Все в порядке, мой хороший, — она гладила меня по голове, — главное, что все живы.
— Ты не ответила…
— Нет, я ответила…
Я нашел в себе силы, поднялся, глянул в зеркало. Да, она ответила. Физиономия бледная, волосы дыбом, глаза запали. Опухшие щеки… впрочем, нет, это были мешки под глазами.
— Согласись, не все так плохо, — неуверенно заметила Варвара.
— Да, все отлично, — усмехнулся я, — даже после выгляжу, как до…
Я что-то жевал, и это было съедобно, невзирая на полный кулинарный ступор моей Варвары. Она старалась, и это было приятно. Каждый мой шаг находился под ее присмотром. Я откисал в ванне, мылся, снова что-то ел, потом курил на балконе, не обращая внимания на ее решительные протесты.
Я догадывался, что курение убьет меня по-настоящему, но это не сегодня — в другой раз. Варвара регулярно уединялась в прихожей и с кем-то шепталась по телефону, очевидно, с Якушиным. К девяти часам вечера я вернулся к жизни, и даже существо в зазеркалье помолодело и стало не таким отталкивающим. Но до совершенства было далеко.
Несколько раз я пытался ее обнять, но Варвара искусно увертывалась, возмущалась — что за мысли у меня в голове? Разве так ведут себя люди, пережившие клиническую смерть? В десять вечера на телефон Варвары поступил вызов от моего однокашника Кривицкого, она неохотно выслушала, что-то буркнула и появилась на пороге с недовольным видом.
— Твой кореш из полиции, — фыркнула она, — давно мы его что-то не видели. Интересуется, можно ли верить слухам, что ты жив? Я ответила, что ясности нет, этот вопрос еще решается в верхах. В общем, сейчас он припрется в гости со своим дружком из Ярославля. Черт, даже в доме нет от них покоя.
Пиетета к доблестным правоохранительным органам Варваре явно не хватало. Я пожал плечами.
— Ладно, ты же не хочешь заниматься сексом. Придется проводить время в мужской компании.
— Это я-то не хочу заниматься сексом? — рассердилась Варвара. — Хорошо, мой милый, давай займемся. Но не забывай, что любая поза из Камасутры легко превращается в болевой прием!
Позвонил человек, нанятый Якушиным обеспечивать нашу с Варварой безопасность, сообщил, что к нам направляются офицеры полиции, они уже входят в подъезд, воспользовавшись собственным ключом от домофона.
«Откуда у них собственный ключ?» — удивилась Варвара. «Это очень просто, — объяснил охранник, — у них и универсальные отмычки имеются, это же полиция». А тайна «таблеток» и плоских домофонных ключей в том, что, имея хотя бы десяток в сумочке, ты имеешь ключи от всех дверей. Ленятся наши «дверные» мастера оснащать замки уникальными кодами. Вариаций не больше десятка, о чем обычные граждане, разумеется, не знают.
