Она стояла в коридоре, прислонясь к стене, — дрожащая, бледнолицая, на нее с интересом поглядывала местная работница, перевозящая каталку.
Я схватил Варвару под руку, потащил к лестнице. Только на улице она пришла в себя. Глубоко вздохнула, уставилась на меня как-то странно. Впрочем, что в этом странного?
— Позволь немного критики, — сказал я. — Тебе, значит, можно вредить своему здоровью во имя работы, а мне — нет?
— Именно так, — кивнула она. — У меня не останавливалось сердце, не отмирала кора головного мозга и не было начальных признаков биологической смерти.
— Ага, — сообразил я, — будем ждать, пока все это появится?
Она молчала, пока я вел машину, молчала, пока мы поднимались по лестнице, и даже в квартире вела себя так, словно дала обет молчания! Только через полчаса она опять перевела дыхание и расслабилась.
«Демон отпустил», — догадался я.
— И не надо ходить вокруг меня с трагическим лицом, — сказала Варвара. — Сделай лицо попроще и сядь рядом.
Я так и сделал. Она поднялась и пошла переодеваться. Вот пойми этих женщин! Вскоре вернулась, пристроилась рядом.
— Ладно, не обижайся, я уже в норме…
— Ты побывала в шкуре маньяка? — осторожно спросил я.
— Господи, ну и мысли… Я побывала в шкуре этой бедняжки, когда ее душил маньяк… Он словно меня душил, я все чувствовала и видела… Видела глазами Надежды, понимаешь? Вспышки, короткие эпизоды — знаешь, словно смотришь кино и через каждую секунду останавливаешь запись. Весь ее ужас был во мне, представляешь? Полное отчаяние, безысходность, крик души в пустоту! Руки на горле — крепкие руки, если это женщина, то хорошо развитая… Я помню ее сопение, тяжесть в груди, надо мной склоняется что-то черное, дышит неровно, и словно две льдинки поблескивают… Это не человек, а не знаю кто. Сущность не из нашего мира, что-то пакостное, мерзкое, грязное в энергетическом смысле… Надо мной деревья без листвы, ночное небо в облаках… Знаешь, Надежда права — у этой особы нет лица. Вернее, лицо, наверное, есть — все-таки носитель из плоти и костей, но в какие-то моменты оно пропадает, или так кажется жертве… В общем, жуть дремучая, — заключила Варвара. — И я тебе точно скажу, Никита, — это была та самая сущность, которую я почувствовала тогда в музее, здесь нет ошибки.
А в целом — все зря. Варвара не узнала ничего нового. Я не стал ей об этом говорить. Нам обоим было страшно, следовало отдохнуть…
День 25 октября тоже выдался бесснежным. Столбик термометра застыл на жалких плюсах. Осень просто баловала. Фактически снега еще не видели.
В служебном помещении Музея погребальной культуры было тепло и уютно, невзирая на присутствие людей с полицейскими удостоверениями.
Сергея Борисовича уже посвятили во все нюансы. А также в то, что учудила Варвара у постели больной. Он сегодня не выспался, лицо обострилось. Но гостей принимал радушно, каждый сидел со своей кружкой. Конфеты убрали подальше от Кривицкого, и он с неприязнью поглядывал на придвинутое к нему блюдечко с сушками.
— Я очень рад, что злоумышленнику не повезло и хоть одну жизнь удалось сохранить. Значит, верна моя теория — злодей теряет набранную силу, допускает ошибки, сбивается с ритма, так сказать. И ему необходимо пополнить свою силу, вернуть ее хотя бы на уровень августа — сентября, а в дальнейшем сделаться еще сильнее…
— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, Сергей Борисович… — Кривицкий смутился. Он всегда смущался в присутствии Якушина, и это его злило. — Вернее, я совсем не понимаю… Но вы оказались правы, когда выяснилось, что надо искать женщину…
«Это я оказался прав», — подумал я. Но природное чувство такта заставляло молчать.
— Это не ко мне, это к Никите Андреевичу. — Якушин улыбнулся. — Он кое-что вспомнил из своих околосмертных переживаний, и это оперативно приспособили к делу.
— Вот так всегда, — фыркнула Варвара из ниши, — не успеешь признаться, что ляпнул глупость, а в ней уже нашли что-то умное. Это шутка, Сергей Борисович…
— Да, я понимаю, — кивнул Якушин, — вы уверены, Вадим, что во время совершения преступления все женщины находились дома?
— Абсолютно точно, — подтвердил Кривицкий. — Это даже не допускает толкований. Карамышева находилась с дочерью на даче в Ельцовке — у них добротная отапливаемая дача, остальные — в городских квартирах. К сожалению, этих фигурантов мы вычеркиваем. На всякий случай следили за Вяземским, Шалаевым и Глотовым — они тоже в районе одиннадцати сидели по домам. Но это неважно, уже понятно, что действует женщина. Непонятно одно, Сергей Борисович, почему мы ищем особу, перенесшую клиническую смерть?
— Но это обязательное условие для реинкарнации, — пожал плечами Якушин. — По-другому чужак не войдет в новое тело. Снова допустили ошибку, господа. Надо заново проверять всех представительниц прекрасного пола, переживших этот досадный коллапс. Возможно, особа не так давно переехала в наш регион, а упомянутая неприятность случилась с ней совсем в другом месте.
— В таком случае у нас неисчерпаемое поле возможностей, — усмехнулся Роман Губин. — Страшно представить, сколько подобных случаев было в целом по стране…
— Да, неприятно, но ничего невозможного. У вас ведь теперь в запасе целый месяц, не так ли? Если преступник, конечно, не сменит свой жесткий график. Но мне видится, что не сменит… Не настаиваю, что ошибка именно в этом. Преступница может притворяться инвалидом, или что-то еще… Не надо так смотреть, господа. Раз вы здесь, а не в другом месте, значит, все прочувствовали. Есть что-то новое по Баландиной?
— С ней все в порядке, — шевельнулся Кривицкий. — Девушка молодец, вырвалась. Кости срастутся. С психикой сложнее. Но время лечит — будет дальше жить. Нашли водителя, который привез ее в 34-ю больницу. Обычный гражданин, трудится начальником смены на Новосибирском молочном комбинате. Возвращался домой на личной машине. Ехал в объезд по Туннельной улице — с выездом на Станционную — в той ее части, что с обратной стороны от площади Энергетиков. Дорога тянется вдоль железнодорожного полотна. На Станционную попасть не успел, ехал мимо гаражей, когда Баландина выпала на дорогу. Там кусты, земляной вал, ей пришлось хорошо прокатиться. Сначала подумал, что наркоманка или пьяная, но вроде одета прилично, хоть и грязная, напуганная, всю корежит от боли. Повез в «тридцатьчетверку». Стонала всю дорогу. Он и описал нам это место — память у мужика нормальная. Еще светло было, отыскали место преступления, исследовали его, нашли сумочку потерпевшей. Местечко глухое, безлюдное. Но кроссовер проехал, сняли отпечатки протектора. Это странно, раньше преступник не оставлял следов своих колес…
— Да, у него сбой, допускает ошибки…
— Но отпечатков пальцев не нашли — в перчатках была. Только пальчики Баландиной — на сумочке, на камнях…
— Отпечатки обуви преступницы? — спросил я.
— Ничего такого. Видимо, вернулась, все затерла. А от следов шин как избавиться?
