— Не знаю, — пожал я плечами. — Так он решил, я-то тут при чем?
— Вот черт… — Ее глаза наполнялись ужасом. — Признайся, Никита, у твоего женатого приятеля что-то было с этой особой? В глаза мне смотри. Признавайся честно…
Юлить и спорить было бесполезно. А я предупреждал Кривицкого!
— Это было давно, Варюша, — забормотал я. — Бес в юбке попутал человека. Споткнулся, оступился… Ты же знаешь женщин — они коварные беспринципные бестии, разрушают семьи, склоняют добропорядочных мужчин на темную сторону… Поклянись, что никому не скажешь, Кривицкий очень просил.
Я в итоге добился от нее «честного женского слова», но она так смотрела на меня… словно переносила грехи постороннего человека на все остальное добропорядочное мужское общество.
Она уснула, чтобы набраться сил перед завтрашним днем, а я еще битый час сидел у компьютера, всматривался в монитор воспаленными глазами. У капитана полиции Крапивиной была приятная внешность, вдумчивый взгляд, слегка расширенная нижняя челюсть, придающая ее образу дополнительную привлекательность. Темно-русые волосы, плотно сжатые губы. Это не порхающая девочка, не какая-нибудь легкомысленная особа, случайно затесавшаяся в систему МВД, — все серьезно, продуманно, человек на своем месте.
Я вставил флешку, вывел на экран видео из музея. Действительно, не при делах особа в платочке, коренастая немолодая женщина, спутница мужчины, постоянно держащая его под руку. Две блондинки — отнюдь не юные девы — блуждали от экспоната к экспонату. У одной из них имелось что-то общее с Крапивиной. Я остановил запись, когда она повернулась лицом, приблизил, стал всматриваться. Общее впечатление — другой человек. Но если затемнить волосы, придать им другую форму, убрать с глаз жирный слой камуфлирующей туши, исключить яркую помаду, то — почему нет? Умный, кстати, прием — привести с собой знакомую, которая ни о чем не догадывается.
Кто вторая? На вид сестра-близняшка, но если присмотреться, можно отыскать десять отличий…
Глава одиннадцатая
Кривицкий сообщил последнюю информацию и отключился. Сразу после разговора он скинул заключение эксперта. Тот сравнил образцы почерка Усманского, Крапивиной годичной давности и Крапивиной нынешней. И не смог прийти к однозначному выводу! Экспертиза в замешательстве. Нынешний почерк Крапивиной — это причудливый симбиоз почерка Усманского и своего собственного. Наклон, убористое написание, завитки на концах некоторых букв — похоже на Крапивину. Но те же самые буквы через раз — уже манера Усманского: небрежная, размашистая, местами невнятная, словно два человека сидят в одном и попеременно водят рукой…
— С этим все понятно, — сказала Варвара, возвращая мне телефон. — Процесс происходит постепенно, с рывками то в одну, то в другую сторону. Иногда она может приходить в себя — со временем все реже, — и личность Крапивиной снова на коне, но такие периоды длятся недолго. Несчастная женщина… Новой сущности требуется проявлять усилия, чтобы продолжать работать, вести себя по-прежнему, чтобы не загреметь в психбольницу наконец… Она действительно выращивает пассифлору?
— Точной информации нет. Чужих в дом Крапивина не пускает, даже бывшему мужу закрыта дорога. Информацию могла бы дать дочь. Но все необходимое для выращивания Страстоцвета она получила по почте, а еще заказала в частной фирме навесной стеклянный шкаф — довольно сложное устройство.
— Кривицкий выяснил, что говорят ее коллеги?
— Крапивина справляется с обязанностями, но иногда впадает в какой-то транс, стала вспыльчивой, ведет себя жестче. Коллеги в кулуарах грешат на преждевременный климакс, на отсутствие личной жизни в связи с уходом мужа.
— Все сходится, Никита… Почерк, пассифлора, нехарактерное поведение… Что будем делать с клинической смертью? Без нее все эти наработки — пустая трата времени.
Я понятия не имел, что делать с клинической смертью. Мы сидели в «Террано», у торгового центра «Галерея Новосибирск», и уже целый час изнывали от безделья. По парковке сновали машины, кто-то выезжал, кто-то втискивался на свободное место. Субботний день — народ штурмовал гипермаркеты и развлекательные центры, люди телегами закупали продукты, давились в очередях на киносеанс и в заведения фастфуда.
Часом ранее я приобрел в «Бургер-Кинге» немного еды на вынос, заправился газировкой, поэтому нам было не так тоскливо. Дул промозглый ветер, температура рухнула почти до нуля, но снег так и не выпадал. В машине было сухо, тепло. Я периодически запускал двигатель, подбрасывал дровишек в «печку».
Напротив, через дорогу, красовался Центральный отдел полиции № 1 — ведомство занимало часть пятиэтажного здания. Ничто не заслоняло вид на крыльцо. Машин на парковке учреждения было немного, а к 16 часам осталось только несколько штук. Выходили люди в форме и без, рассаживались по автомобилям, уезжали домой. Суббота для отдельных категорий населения — такой же будний день, как и все предыдущие.
По информации, подброшенной Кривицким, Ирина Александровна Крапивина сегодня работала. Сам он трудился гораздо дальше — на Челюскинцев, в Железнодорожном РОВД, но имел в Центральном райотделе доверенного человечка, подбрасывающего сведения о перемещениях Крапивиной.
— Я повешусь, если она там будет торчать весь день, — бормотала Варвара, — не за горами вечер, в темноте ничего не видно… Ты мог бы не курить? — попросила она.
Я мог бы даже и не жить! Я вылез из машины, побродил с сигаретой по парковке, не спуская глаз с прибежища законности и правопорядка Центрального района. Пока все было тихо. Я вернулся в «Террано», снова погрузился в неподвижное созерцание.
— Как ты думаешь, она уже провела ритуал? — встрепенулся я. — И что это значит? Как это выглядит, и при чем здесь артефакты, похищенные из музея? Требуются именно они? А если бы их не было?
— Не знаю, — вздохнула Варвара. — Имею я право что-то не знать? На все вопросы тебе и эксперт не ответит. Свечи, окуривание, потребление варева из маракуйи, сопровождаемое соответствующей молитвой, обращенной к Святой Смерти… Возможно, символическое пронзание вражеской сущности клинком из кости ягуара… Я просто не знаю подробностей… Все это звучит как бред, и когда этим занимаются безграмотные мексиканские крестьяне — то так и есть. Но когда за помощью к Смерти обращается человек, одержимый темной сущностью, — у него все может получиться… Нельзя ей позволить провести ритуал. И дело даже не в физической силе, которую она наберет. Она перейдет на другой уровень, превратится в недосягаемое зло, и будет бесполезно обезвреживать носителей этой сущности. Это уже не будет выглядеть как работа маньяка-одиночки — станет масштабнее, это будет пожирать, как плесень…
— И сколько этих уровней?
— Достаточно, Никита. Этот не последний.
— Она может провести ритуал дома?
— Нет, не думаю, ей понадобится уединение, чтобы никто не вмешивался — на энергетическом, разумеется, плане. В городе много чего постороннего — это станет помехой.
