Москва
Ехать на выходные к родителям Роман Лагунов не собирался. В десять утра, выспавшись и позавтракав, он с удовольствием уселся за рабочий стол. Работы было немного, но так повелось, что к любому, даже самому пустячному, делу Роман Лагунов, член Московской окружной коллегии адвокатов, относился со всей серьезностью и ответственностью. Он ни разу не выступил в суде экспромтом. К выступлению он заблаговременно и тщательно готовился, логически выстраивая все факты. Защитную речь он начинал с бесспорных подтвержденных данных, затем шло фактическое описание дела и напоследок — краткая, выразительная заключительная часть.
Лагунов открыл папку с ксерокопиями документов. На строительную компанию его старого друга заказчик подал в суд. Предстоящее дело было интересно Лагунову и тем, что до этого он выступал «по ту сторону баррикад», защищая в суде интересы заказчика. Арбитражные суды он блестяще выигрывал в пользу своего истца еще и потому, что строительные компании всё, как одна, делопроизводство вели из рук вон плохо. Зная все эти «подводные камни», он теперь подготовил мощную доказательную базу качественного проведения работ строительной компанией «Стрела». И все эти документы уже лежали в его папке. И если бы мысли предательски не крутились вокруг отказа от приглашения Татьяны приехать в гости, он бы давно определился с правовой позицией на суде. «Надо было согласиться и пойти в гости. Или придумать весомый отказ. А так получилось, что бумаги важнее всего: и пирогов, и бабушкиной благодарности».
Татьяна его волновала, как ни одна женщина раньше. Было в ней что-то исконно женственное. Она не отличалась вызывающей головокружительной красотой, но в ее облике было столько нежности, доброты и надежности, что рядом с такой женщиной мужчина стремился быть лучше. Он боялся видеть себя рядом с ней. «Ничего из этого не получится», — сказал себе Лагунов и наконец-то принялся за работу.
О том, что между ними ничего не будет, Лагунов знал с того момента, как Андреева сказала, что Татьяна — дочь той погибшей женщины. Он помнил скрип тормозов, тупой удар о бампер, скользкий асфальт и пульсирующую боль в своей голове…
Мать позвонила неожиданно. Он даже сам удивился звонку. Обычно звонил отец, а мать только передавала привет, а теперь в трубке звучал ее взволнованный голос. В кои-то веки мать попросила его приехать к ним на обед. Он уже и не помнил, чтобы мать его о чем-нибудь просила. А может, и вовсе никогда не просила.
Девиз «понять, простить и принять», заложенный однажды профессором Степанковым, начинал срабатывать, и он сразу согласился.
Понять недовольство матери по отношению к себе он никогда не мог. Мать раздражалась постоянно по любому поводу. Его успехи и удачи раздражали ее в той же степени, что и неуспехи и неудачи. Он всегда старался, чтобы в его жизни было только первое. Теперь это выглядело просто смешно.
Заставить мать любить себя было невозможно. Он принял это как должное и простил ее.
Но главное было в том, что он научился самому сложному — принимать себя таким, какой он есть на самом деле, не стараясь подогнать себя под придуманные стандарты.
Случись этот звонок раньше, он бы сослался на срочные дела, и отказался бы от приглашения, и не поехал бы к родителям на обед, зная, что мать найдет любой предлог и начнет на него сердиться. Так было всегда. И он начинал оправдываться и стараться быть лучше, чем был на самом деле. И боялся, что не соответствует образу хорошего сына. Но теперь, когда прокрустово ложе рассыпалось, он наконец-то почувствовал свободу и приехал к родителям.
— Я приехал! Где обещанный сюрприз? — Роман прокричал на весь дом, чтобы родители услышали. Голос завибрировал, долетел до второго этажа, ударился в потолок и растаял.
Он так и стоял посреди холла, прислушиваясь к тишине. Если бы не машины во дворе, можно было подумать, что родители остались в городе, а звонок матери — необдуманный розыгрыш.
Роман вышел на террасу, вдохнул сырой мартовский воздух, а с ним и запах шашлыка. И в этот момент его глаза прикрыли женские руки. Руки были холодные, как несколько дней назад, когда он пожал их на прощание. На мгновение земля качнулась под ногами, в горле пересохло, мысли понеслись одна впереди другой. Он стоял, боясь открыть глаза, до конца не веря в свалившееся на него чудо. Женские руки медленно соскользнули на шею, серое небо ударило в глаза, и он торопливо обернулся.
— Ты?
Ноги обрели почву, мысли остановили бег, и Лагунов судорожно глотнул воздух.
— Я. Здравствуй.
Лера стояла на шаг от него и улыбалась своей волнующей улыбкой. «Сейчас она поправит волосы», — зачем-то подумал Лагунов.
— Я же говорила, что тебя ждет сюрприз! — В голосе и тоне матери звучала хорошо отрепетированная радость. — Проходите в гостиную, шашлык почти готов.
— Ты как здесь?
— Как и ты — заехала в гости.
Лера говорила чистую правду и только правду. Звонок Ольги Эдуардовны для нее был неожиданностью. Она так и не поняла, кто ее больше ждет — Роман или Ольга Эдуардовна.
— Ты не изменился, — Лера поправила волосы и улыбнулась, обнажив белые ровные зубы.
— Ты тоже. Нет, ты стала лучше.
В Лагунове заговорил живущий в душе адвокат, и он быстро исправил допущенную оплошность. Заключительная речь должна засвидетельствовать почтение к суду.
— Ты сердишься на меня?
— Нет. Честно, не сержусь, — Лагунов приложил руку к груди. — Я долго болел, — без стеснения признался Лагунов, — и много думал. Не бери в голову. Не сержусь.
— Чем занимаешься? Все так же успешно оправдываешь виновных? В Интернете о тебе пишут. Над чем сейчас работаешь? — Лера взяла его под руку. — Читала, что ты начал заниматься благотворительностью, даешь бесплатные консультации кому ни попадя. Это правда?
— Правда, — ответил Лагунов. — Консультирую тех, кто не может заплатить. Если ты заметила, мои услуги стоят очень дорого.
Он говорил легко и с улыбкой, так, как разговаривают взрослые с детьми, отвечая на их наивные вопросы.
Лере меньше всего хотелось говорить о его делах. Дела Лагунова ее никогда не интересовали, и сейчас о работе она заговорила, чтобы показать, что ей важно все, что с ним происходит. Ей было без разницы, какими делами он занимается. Главное, чтобы его старания хорошо оплачивались. Судя по тому, как выглядел Роман, дела у него шли ничуть не хуже, чем раньше. Лагунов выглядел все так же дорого и презентабельно, как и положено преуспевающему адвокату. Только что-то изменилось в нем. Лера так и не поняла — то ли дело в одежде, то ли во взгляде, то ли в голосе меньше цинизма. Но что-то, несомненно, изменилось.
— Твоя благотворительность не повлияет на репутацию? Может сложиться неправильное мнение о тебе, как об адвокате. Ты так не думаешь?
— Нет, не думаю, — улыбнулся Лагунов. — Лера, на всех угодить нельзя и под все мнения не подстроишься. А репутация — понятие многогранное.
