— Трудовая книжка у вас с собой?
— Нет. Оставила в отделе кадров. С собой только паспорт.
Заранее заготовленные фразы в кабинете главврача прозвучали неуверенно. Саша почувствовала себя провинившейся школьницей. Говорила она правду, только правда была с натяжкой. Саша достала из сумки паспорт и теперь не знала, что с ним делать: положить на стол Елене или обратно в сумку.
Паспорт главврача не интересовал. Раз Савицкий сам соизволил привезти девицу в центр, значит, будет она здесь работать и точка. Надо у Людмилы спросить, что это за протеже Савицкого. Еще она собиралась оговорить зарплату, как дверь открылась и в кабинет зашла Людмила.
То, что это жена Ивана Андреевича, Саша не сомневалась ни минуты. Именно такой она и представляла жену отца. Людмила была красивая. Даже без украшений и макияжа. Лицо выглядело свежим и отдохнувшим. Черные от природы волосы спадали на плечи. Но больше всего Сашу поразили руки: длинные музыкальные пальцы с коротко остриженными ногтями, покрытые светлым лаком, украшенные только обручальным кольцом, смотрелись как ваяние древнего мастера. Савицкую она, несомненно, уже где-то видела. Голова стала вдруг тяжелой, думать о Людмиле стало физически больно.
Людмила Савицкая безразлично скользнула взглядом по Саше и, узнав, что Иван Андреевич вышел во двор, направилась на поиски мужа.
О немногочисленных пациентах первого этажа Елена Евгеньевна рассказала кратко и неохотно. О втором этаже даже не вспомнила, хотя пациенты там были и оздоравливались они, как успел сообщить Савицкий, по какой-то особой программе. Саша ничего спрашивать не стала. От ощущения присутствия смерти в здании реабилитационного центра ей было не до вопросов. Голова разболелась так, что каждое слово, сказанное Еленой, эхом отдавалось у нее в голове. Легче ей стало только, когда машина Савицкого покинула территорию центра.
— Как вы нашли эту Елену Евгеньевну?
— Не понравилась?
— Сложно сказать. Я ведь ничего о ней не знаю: ни как о руководителе, ни как о враче.
— Людмила положительно о ней отзывается, пациенты не жалуются. А порекомендовал мне ее, как опытного организатора, Задонский. Претензий к Куриленко у меня тоже нет.
«Надо было спросить у Елены, были ли случаи смерти в центре? И опять забыл. Памяти совсем нет», — безразлично подумал Савицкий.
— Как тебе центр? Понравился?
— Очень.
— Ты еще не передумала выходить на работу?
— Нет.
На вопросы Ивана Андреевича Саша отвечала невпопад, и Савицкий, видя состояние дочери, оставшуюся дорогу ехал молча.
Простившись с Савицким возле подъезда, Саша, приняв душ и заварив душистый чай, позвонила Стрельникову и рассказала, почти поминутно, прожитый день, не сказав лишь о том, что собирается завтра выйти на работу.
«Центр мне понравился, — Саша взяла в руки фотографию Маргариты Акимовны, — и двор мне понравился. Весна скоро придет, цветов будет море. Только, знаешь, бабуль, я там почувствовала смерть. Впервые. Она — бестелесное существо и вовсе не черная, а висит светло-синим облаком над центром, еще немного и полностью его накроет. Уйдет она только, когда центр закроется. А как его закрыть? Вот и я не знаю. Сейчас мне надо позвонить. Елизавета будет волноваться».
Саша поставила фотографию на комод, допила чай и пошла за телефоном. Пришлось еще раз более подробно весь прожитый день пересказать Елизавете.
— Саша, говорю тебе еще раз — глупость несусветная, — подруга к исповеди отнеслась не так доверчиво, как Стрельников. — Ну и что с того, что мало пациентов? Я ничего странного в этом не вижу.
— Лиза, ну посуди сама: центр рассчитан на двадцать пять человек и обеспечен всем по высшему разряду. Я даже в Германии такого не видела, а там, поверь, было, на что посмотреть. А пациентов мало. Второй этаж почти пустой. Человека три-пять, не больше. Медсестра пасьянс раскладывает на посту. Причем второй этаж сдан в аренду неизвестно кому. Чем там занимаются, Иван Андреевич толком не знает. Говорит, работают по какой-то специальной программе. И еще мне не понравилась главврач.
— Ну, ты скажешь! Назови тех главных, которые нравятся всем.
— Лиза, я не о том, чтобы всем нравиться. Скользкая она какая-то. Себе на уме. И в разговоре дала понять, что лучше поискать работу в Киеве, и зарплата у них небольшая, все зависит от количества пациентов. А Иван Андреевич мне говорил, что зарплату он сам платит врачам и никак это не зависит от пациентов. И напугана она чем-то не на шутку.
— И о страхах она сама вот так взяла и рассказала тебе?
— Ничего она не говорила. Я видела этот страх — серая пелена накрывает ее с головой. Как она вообще живет?
Елизавета на том конце невидимой связи молчала.
— Я даже знаю, что ты думаешь. Ты подумала, что шизофрения переходит в разряд вирусного заболевания, как грипп, — Саша засмеялась в первый раз за последние дни.
— Я тебе верю, — серьезно ответила Елизавета. — Только будь осторожна.
Москва
Неладное Таня заподозрила сразу, как подошла к подъезду. Странное чувство тревоги навалилось на нее, стоило только поднять голову вверх. Свет в квартире не горел. Такого быть не должно. Ольга Семеновна включала везде свет сразу, как только начинало темнеть на улице.
«Могла пойти к соседке и задержалась там, вот и свет не включила, — успокаивала себя Таня. — Только бы она была жива. Как я без нее?» Слезы набежали на глаза. Она еще раз нетерпеливо нажала на кнопку лифта и, не дожидаясь, пока он спустится, побежала наверх. Окончательно она поверила своему предчувствию, когда дверь оказалась запертой изнутри. Татьяна нажала кнопку звонка и долго не отпускала ее, затем прислушалась. Никакого движения за дверью не было. И тогда она изо всей силы забарабанила кулаками в дверь. Она вдруг осознала, что там, в квартире, случилось непоправимое, то, во что она не хотела верить. А потом она дрожащими пальцами набрала номер Лагунова. Больше звонить ей было некому. Она опустилась на корточки и так сидела до самого его приезда.
— Что случилось?
— Бабушка умерла, — одними губами прошептала Татьяна.
— Сейчас разберемся. Давай ключи.
— Дверь заперта изнутри. Я бы вам не позвонила.
Лагунов взял ключ и, чтобы убедиться, попробовал вставить его в замочную скважину.
— Я уже пробовала. Не открывается.
— Тогда отойди. Дверь, насколько я помню, у вас не бронированная.
Он немного отошел и со всей силы ударил ногой в дверь. Удар фирменной туфли оказался довольно сильным. Замок, не ожидавший такого напора, не выдержал. Между дверью и коробкой образовалась щель, но рука Лагунова в нее не проходила. Пришлось снять пальто и пиджак. Он еще раз нажал плечом на дверь и только после этого просунул руку и открыл замок. Рукав белоснежно-белой рубашки запачкался.
