Потом наступил тот роковой год. Сначала умерла мать, а вслед за ней ушла из жизни Женька. Неоперабельный рак — такой вердикт вынесли врачи после обследования.
Его жизнь закончилась. Он начал потихоньку пить. В таком не лучшем виде он и встретил Елену. И начался новый этап его пустой и необустроенной жизни. Конечно, работа в центре это вам не госпиталь с постоянной нервотрепкой, экстренными операциями и дисциплиной. В центре он чувствовал себя сторожем при престарелых дамах. В тишине ординаторской он коротал время за глотком коньяка и компьютерными играми.
Елена была рядом. Он и в центр ехал только, чтобы быть рядом с ней. Больше там делать было нечего.
А сегодня утром хмель прошел, пелена с глаз упала, как упала ослабевшая Вероника Ивановна. Он вдруг осознал, что происходит в центре.
Сергей Николаевич сделал глоток коньяка, не чувствуя ни вкуса, ни аромата. А ведь он догадывался обо всем давно, только не было силы признаться в этом себе.
Сказать о своей догадке Елене он не мог. Сказать — значит уличить ее в преступлениях и самому уйти из центра и больше ее не видеть.
Он на все закрывал глаза и все ей прощал, лишь бы не потерять ее окончательно. Он все надеялся, что в один прекрасный день весь этот кошмар закончится. Он надеялся до тех пор, пока кошмар не коснулся Вероники Ивановны.
Такой в старости была бы его Женька. С такой же осанкой, с таким же спокойным взглядом. Каждый раз, заходя в палату к Веронике Ивановне, он словно видел Женьку. И задерживался в ее палате он дольше всех, слушая в сотый раз ее воспоминания о муже и собаке.
Простить ее смерть Елене он уже не мог. Он просил отменить «лекарство», и она ему обещала. Выходит, он дал себя обмануть. Себя и Женьку.
Сергей Николаевич бегло прочитал написанное и медленно порвал письмо на мелкие кусочки. Утром он сам пойдет в прокуратуру и все расскажет. Еще неизвестно, кому в руки попадет письмо. Хорошо, если заявлению поверят, а если сочтут за бред сумасшедшего? А там, смотри, выбросят в мусорное ведро — и дело с концом.
Осоловевшими глазами Сергей Николаевич еще некоторое время смотрел на экран телевизора, а потом, не раздеваясь, так и уснул, сидя на диване. До самого утра снились ему Женька и молодая новая докторша.
Саша лежала на диване. Мелкая дрожь не унималась. Чай, приготовленный Стрельниковым, не помогал согреться. Она тихонько скулила, уткнувшись в его широкую грудь.
— Саша, не изводи себя. Ты ничем не могла ему помочь.
— Я ведь знала. Я видела это все. Если бы я ему позвонила, предупредила…
Стоны перешли в рыдания, дрожь усилилась.
— Ты ничего не могла сделать, слышишь? Ничего. Саша, ты сама веришь, что Крапивин стал бы тебя слушать?
Она мотнула головой и опять расплакалась.
Утром Крапивин подошел к своей машине и сразу увидел спущенные шины. Колеса срослись с землей. Он оглянулся, пытаясь найти того, кто сделал эту пакость, но вокруг не было ни души.
Придется машину на ночь оставлять на стоянке. Надо спросить у соседей, может, еще кому попортили колеса?
Он некоторое время потоптался возле машины, решая, как быстрее добраться до прокуратуры. Ехать на метро нет смысла, потом придется возвращаться. Получалось, что пешком дворами будет быстрее.
Спешить ему все равно было некуда, но чего время зря терять. Он нырнул в арку. Красный «Форд», набирая скорость, направился вслед за ним.
Крапивин посмотрел по сторонам и хотел было сделать шаг с тротуара, как внезапный удар в спину оторвал его от асфальта.
Сергей Николаевич умер сразу. Его тело, отброшенное на проезжую часть, заметили прохожие. Кто-то вызвал «Скорую», кто-то полицию. И машину, совершившую наезд, тоже видели. Вроде красная, импортная, грязная. Номер машины никто не заметил. Не до того было.
— Его убили… — Саша прошептала одними губами и перестала плакать. — Его просто убили. Вчера он был сам на себя не похож. Потом его вызвала Елена. После разговора он уехал. Я больше его не видела. И не увижу…
Она вспомнила, как Крапивин молча смотрел в окно, бледный и постаревший.
— Что же он сказал? Вроде как — я больше молчать не буду. И меня предупреждал, чтобы искала себе другую работу.
— Саша, может, это простой несчастный случай? Ты же мне сама говорила, что Сергей прикладывался к бутылке. Может, еще найдут и машину, и водителя?
— Никого не найдут. На вскрытии обнаружат алкоголь в крови, и дело быстро закроют. Ну, попал под колеса очередной пьяный. Водитель испугался и скрылся с места происшествия. Меня никто слушать не станет. Да и какие показания я могу дать?
Она опять прижалась к Стрельникову. Под футболкой ритмично билось его сердце.
— И еще я слышу, как приземляется самолет, а потом убивают мужчину. В него стреляют. Мужчину я не знаю. Тогда зачем это видение? Я даже Сергею не помогла помочь.
Саша заплакала снова, но уже без надрыва и дрожи. Слезы медленно катились по щекам.
— И еще сегодня умерла та больная, из-за которой так переполошился Сергей Николаевич. Череда смертей.
— А у тебя в отделении разве по-другому? Тоже ведь умирают.
— Но их никто не убивал. А здесь орудует маньяк. Сам подумай, кому мешают дряхлые старушки? И следующей должна быть Агнесса Харитоновна.
Стрельников удивленно смотрел на Сашу.
— Она сама мне говорила. Да я и без нее знаю. Я сама чувствую смерть в центре.
— Страшно?
— Паш, я серьезно, — Саша вытерла заплаканные глаза и села на диване. — Не страшно. Смерть — это существо без тела и эмоций, сгусток плотного воздуха. Только если ничего не предпринять, то в центре будут по-прежнему умирать люди.
— Саша, а если рассказы твоей Агнессы — только страшилки? Тогда как?
— Смерти еще будут. Себе я верю. Смерти прекратятся только с закрытием центра. Но как я об этом скажу отцу? Для него центр больше, чем просто благотворительность. А я приду и скажу — закройте центр немедленно, пока не умерла Блинникова.
— Я бы на его месте тебе не поверил и постарался бы свихнувшуюся дочь отправить обратно в Москву.
Стрельников смеялся. Саше он верил. Но только он.
— Паш, ты завтра съездишь на кладбище?
— Куда?
— На кладбище. Я бы сама поехала туда, но не хочу, чтобы до Елены дошли слухи.
— Зачем?
— Мне нужны фамилии умерших. Иначе в архиве я ничего не найду. А мне надо знать, сколько и от чего умерли пациенты в центре. А потом я поговорю с отцом.
— Хорошо, — неохотно согласился Стрельников.
— В центре есть, по крайней мере, один надежный человек — Агнесса Харитоновна. Она нам поможет.
— Чем? — удивился Стрельников.
