Откашлявшись, она произнесла:
— Простите, Владимир Всеволодович, я не должна была на вас срываться! Просто следствие зашло в тупик, и я…
— Не хотите рассказать, что за дело вы ведете? — мягко спросил Мономах. Он не злился, и Алла была ему благодарна за то, что он не встал в позу, изображая из себя обиженного. Поэтому она тут же выложила историю Ларисы Бузякиной, опуская подробности, относящиеся к другим фигурантам дела. Когда она закончила, Мономах озадаченно покачал головой.
— М-да, вынужден признать, что ваш случай напоминает мой! — пробормотал он. — Обе женщины свалились с высоты, обе обращались к диетологу, только… Скажите, разве в крови вашей жертвы тоже обнаружили нейротоксин?
Алла отрицательно покачала головой.
— Дело в том, что патологоанатом ограничилась определением уровня алкоголя в крови погибшей. Он оказался достаточно высоким, и на том она успокоилась, ведь поначалу речь об убийстве не шла!
— Вы думали, что это несчастный случай?
— Или самоубийство. Однако судмедэксперт обнаружил на месте улики, свидетельствующие о том, что это могло быть и убийство.
— Вы сказали, что рядом с Бузякиной видели мужчину, который, возможно, ее столкнул. Почему вы считаете, что диетолог жертвы мог иметь отношение к ее смерти — может, просто совпадение?
— Может, — согласилась Алла. — Однако нельзя отрицать очевидное: в гибели обеих женщин есть что-то общее, и эту версию необходимо проверить! Господи, как же я жалею, что не дождалась вашего Гурнова! В тот день у вас была авария, и он был завален работой, поэтому я обратилась к другому специалисту. Стоило чуток подождать, и мы гораздо раньше вышли бы на правильный путь!
— Погодите, мы же не знаем, был ли в крови вашей жертвы нейротоксин, — резонно заметил Мономах. — Бузякину похоронили?
— К несчастью, да. Так что мы теперь ничего не узнаем… Вряд ли мне дадут разрешение на эксгумацию, ведь у меня нет ничего, что связывало бы эти две смерти, кроме догадок и интуиции.
— Может, вам стоит передать Гурнову хотя бы отчет патолога? — предложил Мономах. — Там маловато информации, но он хотя бы может попытаться установить связь!
— Вы правы! — воспрянула Алла. — Вдруг ему удастся невозможное?
— Если кому-то и удастся, то только ему, — подтвердил Мономах. — Но послушайте, Алла Гурьевна, если, как вы предполагаете, Калерия и Лариса связаны приемом каких-то лекарств, прописанных одним и тем же диетологом (кстати, мы покамест даже в этом не уверены), неужели их всего двое?
— Не понимаю…
— Ну, если диетолог работает давно, у него должны быть пациенты, так? Вдруг кто-то еще погиб или пострадал при схожих обстоятельствах? Есть у вас возможность это выяснить?
— Отличная мысль! — кивнула Алла. — Владимир Всеволодович, если бы вы не были таким хорошим травматологом, я бы предложила вам работу! Однако боюсь, тогда город потерял бы отличного хирурга.
Уже не в первый раз Мономах вмешивался в расследование Аллы и оказывал следствию незаменимую помощь. Удивительно, откуда в докторе, заведующем серьезным отделением в больнице, занятом человеке, возникла сыщицкая жилка! Видимо, эта комбинация любопытства и здорового авантюризма заложена природой, и она должна была проявиться рано или поздно. Так вышло, что проявилась она благодаря их встрече, за которую Алле следует сказать спасибо судьбе.
— Я сделаю то, о чем вы меня просите, — подытожила Алла. — Тем более что это в наших общих интересах. Но для начала наведаюсь к нашему общему знакомцу Гурнову!
* * *
На тумбе под телевизором стоял портрет молодого человека, перевязанный черной лентой. До сегодняшнего дня Дамир не видел лица Петра Абрамова: он не был театралом и даже телевизор смотрел редко. С большой цветной фотографии, определенно сделанной профессионалом, на него смотрел симпатичный молодой человек — ни дать ни взять герой-любовник, каковых Абрамов, собственно, и играл, пока его короткая жизнь трагически не оборвалась.
Мать актера, Светлана Карповна, встретила оперативника угрюмо. Он не стал предупреждать о своем визите, справедливо полагая, что она может отказаться с ним говорить, а заставить ее не представлялось возможным, да и сама мысль, что придется давить соки из убитой горем женщины, казалась кощунственной. Поэтому Дамир решил положиться на судьбу и просто позвонил в дверь. Хмурая женщина открыла, не спрашивая, кто там. И вот теперь он стоял в просто, если не сказать бедно, обставленной гостиной и обозревал портрет Петра Абрамова.
— Не понимаю, что вам еще могло понадобиться! — процедила сквозь зубы Абрамова, усаживаясь на потертый диван и не предлагая незваному гостю присесть. — Благодаря вам столько грязи вылилось на моего мальчика!
— Светлана Карповна, вы не поняли: я не имею отношения к расследованию той трагедии, я из Следственного комитета, — как можно мягче ответил на это Дамир.
— Ну и что? — пожала плечами женщина. — Мне-то какая разница? Мой мальчик мертв!
— Вашего сына не вернуть, но, возможно, у нас появится возможность очистить его имя?
До этого момента Абрамова казалась безучастной и замкнутой, однако, стоило Дамиру произнести эти слова, как она выпрямила спину, сжала руки на коленях и вскинула голову, вперив в опера изумленный взгляд.
— Ч-то? — переспросила она дрогнувшим голосом. — О чем вы говорите?
— О том, что ваш сын, может статься, не виновен в аварии. В деле открылись новые обстоятельства, и нам кажется, что Петр и сам жертва!
— Значит, правда… — пробормотала Абрамова и опустила голову, еще сильнее сжав руки на коленях. — Все правда!
— Что правда?
— Что Петя ничего плохого не сделал. Я знала, что он невиновен! Я говорила следователю, что он не мог так напиться, чтобы себя не помнить, — он же почти не пил! Ну шампанского немного, может, пива банку — и все.
— В отчете патологоанатома сказано, что уровень алкоголя в его крови был около двух с половиной промилле — это очень много!
— Они все там сговорились! Не мог Петя, не мог… А если бы и выпил, то ни за что не сел бы за руль!
— Светлана Карповна, а почему вы сказали «значит, это правда» — вам кто-то намекал на невиновность Петра?
— Намекал? Да нет, но…
— Но что?
— Я и сама всегда знала, что Петя ни в чем не виноват!
— Светлана Карповна…
— Ну хорошо: я разговаривала с Сеней.
— С Арсением Чувашиным?
— Да. Просила его рассказать, как дело было, но он отвечал уклончиво, да и вообще…
— Что — вообще?
— Прятался от меня, вот что! Не хотел общаться и даже на похороны не пришел, представляете? Правда, близкими друзьями они с Петенькой не были… У Сени карьера не складывалась — не знаю почему. Актерская судьба редко бывает легкой. Зато у Пети все получалось, у него все было впереди!