В этой самой ранней форме астрономического мифа «галеон Солнца» проходит через Дверь Ночи, «уплывает в беспредельную тьму и, обогнув мир, вновь оказывается на Востоке», возвращаясь через «Врата Утра». Но эта концепция на ранней стадии была заменена новой формой мифа, согласно которой Солнце вступает во Внешнюю Тьму не через Дверь Ночи, а проплывает под Землей. Дверь Ночи осталась, но изменились ее назначение и время создания. В небольшой работе под названием «Амбарканта», то есть «Очертания мира», написанной в 1930 году или чуть позже, о новой сути Двери Ночи рассказано в нижеследующих фрагментах («Устроение Средиземья», стр. 235, 237–238):
Мир окружают Стены Мира, или Илурамбар. Они подобны льду, стеклу и стали – холодны, прозрачны и тверды превыше всего, что в силах вообразить Дети Земли. Стены незримы; но пройти через них невозможно, кроме как через Дверь Ночи.
В пределах этих стен заключена сфера Земли; снизу, сверху и со всех сторон ее окружает Вайя, Всеохватный океан.
…посреди Валинора находится Андо Ломен, Дверь Вневременной Ночи, что проделана в Стенах и открывается в Пустоту. Ибо Мир пребывает посреди Кумы, Пустоты Ночи, лишенной времени и облика. Но никому не под силу перебраться через бездну и пояс Вайи и достичь этой Двери, кроме одних лишь великих валар. Они же проделали эту Дверь, когда Мелько был побежден и извергнут во Внешнюю Тьму; и охраняет ее Эарендель
[44].
Я, безусловно, привел здесь все эти цитаты, отобранные из необъятного корпуса текстов, не ради их собственной значимости, но для того, чтобы подкрепить мысль о том, как целенаправленно и масштабно отец воскрешает кардинальный миф своего собственного «мира», великое плавание Эаренделя в Валинор, применительно к Ланселоту артуровских легенд – которому теперь приписывает великое путешествие через западный океан
[45].
Следует отметить, что в строках «фрагмента об Эаренделе» единственное название, не заимствованное из повестей «Сильмариллиона», это «холмы Авалона». При сравнении с описанием плавания Эаренделя и Эльвинг в цитате из «Квенты», приведенной на стр. 157, где, после того, как они миновали Тенистые моря и Волшебные острова, «открылся их взорам Одинокий остров, но не задержались они там», кажется по меньшей мере вполне вероятным, что здесь «Авалон» означает Тол Эрессеа, как в текстах 1930-х годов, процитированных на стр. 150–151. Если это так, то там, где отец в контексте «Сильмариллиона» писал, что Тол Эрессеа был переименован в Аваллон, он употреблял название Авалон для обозначения Тол Эрессеа в артуровском контексте.
Можно предположить, что «стихи об Эаренделе» являются не более чем масштабной параллелью между двумя великими плаваниями на запад. Но второе стихотворение, на начальной стадии создания и с трудом поддающееся прочтению (и в двух местах, к вящему сожалению, неразборчивое), обнаруженное среди этих бумаг
[46] и приведенное на стр. 139, содержит куда более примечательные ассоциации.
Это стихотворение открывается размышлениями о том, что, в то время как могила Гавейна находится «в земле заката, у звучного моря», нет погребальных курганов ни у Ланселота, ни у Гвиневеры, и «нет кургана Артуру в краю смертных»; в последующих стихах тоже идет речь об Артуре, но они очень близки или почти совпадают с заключительными строками «стихов об Эаренделе». Не вполне понятно, какое из этих двух стихотворений, – назовем их удобства ради «Плавание Эаренделя» и «Могила Артура», – предшествует другому. Может показаться, что машинописный текст «Плавания Эаренделя» выглядит куда более законченным и потому создан позже; но тот факт, что названия, тесно связанные с легендой об Эаренделе, в этом стихотворении соотнесены именно с Эаренделем, а в «Могиле Артура» – с королем Артуром, представляются мне убедительным аргументом в пользу того, что «Могила Артура» написана после «Плавания Эаренделя».
В конце «Могилы Артура» говорится, что Артур «ждет» (изначально было «спит») на Авалоне, а Гавань Фаэри превратилась в Гавань Авалона. На первый взгляд, пребывание Артура вживую «на Авалоне» наводит на мысль, что название употреблено тут в традиционном «артуровском» смысле, для обозначения острова, куда Артур был перевезен для исцеления Феей Морганой; однако появление его в контексте топонимов «Сильмариллиона», по-видимому, также подразумевает, что это – Тол Эрессеа.
То же можно сказать об изменении названия «Залив Эльфийского дома» (или Фаэри, или Эльдамара) на Залив Авалона
[47]. Название «Авалон», теперь употребленное по отношению к Тол Эрессеа, здесь перенесено с самого острова на побережье обширного залива, в котором укреплен в основании морского дна Тол Эрессеа
[48].
Тем самым, по-видимому, артуровский Авалон, Счастливый остров, Insula Pomorum, владения Феи Морганы, в некоем загадочном смысле теперь был отождествлен с Тол Эрессеа, Одиноким островом. Но название Аваллон вошло в употребление как одно из имен Тол Эрессеа одновременно с тем, как возникла идея Падения Нуменора и Изменения Мира (см. стр. 150–151), вместе с концепцией Прямого Пути, по-прежнему уводящего из Круглого Мира к Тол Эрессеа и Валинору: дороги, недоступной для смертных, которую, тем не менее, непостижимым образом отыскал Эльфвине из Англии.
Как именно мой отец представлял себе такое сочетание, я ответить не в состоянии. Возможно, из-за отсутствия более точной датировки я вынужденно объединил – как совпадающие по времени – идеи, никак не связанные между собою, которые возникали и отбрасывались в пору бурного творческого подъема. Но я повторю здесь то, что уже говорил в книге «“Утраченный путь” и другие работы» о намерениях моего отца касательно его книги о «путешествии во времени»:
В это время, с появлением в концепции «Средиземья» ключевых идей Низвержения Нуменора, Мира, ставшего Круглым, и Прямого Пути, и замысла истории о «путешествии во времени», в котором весьма значимая фигура англосакса Эльфвине должна была «перенестись» как в будущее, в двадцатый век, так и в многослойное прошлое, отец намечал обширное и недвусмысленное сопряжение своих собственных легенд с легендами многих иных земель и времен – все это было связано с преданиями и мечтами народов, живших по берегам великого Западного моря.
