По окончании доклада Петрус взял слово и попросил Тагора показать сцену с тридцатью странно одетыми людьми. Некоторые, взгромоздившись друг на друга, образовали бесформенную кучу. Другие держались в стороне, бесполезные и праздные, стоя на просторном газоне, расчерченном белыми линиями. Они были разделены на две команды, одна одетая в белое, другая в синее, каждая по сторонам копошащейся кучи, и один из синих пытался что-то из этой кучи вытащить. Никто не двигался, но через некоторое, довольно долгое, время синий добился цели и бросил вперед плод своей победы. Все изменилось и по скорости, и по форме; со всех сторон рукопашной синие и белые побежали друг к другу, разделившись по строго прочерченным диагоналям; то, что походило на мяч, сначала оказалось позади линии синих, а в момент, когда две линии соприкоснулись, конфигурация перестроилась и опять приобрела линейный вид; но мяч по-прежнему продвигался, перепрыгивая от одного бегуна к другому, сзади, в сложной хореографии, которая заставила отца Франциска присвистнуть от восхищения. Потом тот, кто нес мяч, рухнул на землю, перехваченный на лету противником, и снова игроки взгромоздились друг на друга, а тот же синий, что и раньше, пытался вырвать из кучи свой Грааль. Сзади и спереди те, кто не принимал участия в схватке, на удивление слаженными движениями, ласкающими глаз, опять выстроились вдоль диагоналей в ожидании своего часа. Этот час пробил, когда мяч был извлечен совсем рядом с краем поля, отмеченным двумя высокими столбами. На этот раз вожделенный предмет полетел направо, и после быстрой и сложной серии задних перекрестных передач последний синий на линии распростерся на газоне животом на мяче, заставив остальных вскинуть руки – кто в знак победы, кто в знак поражения. Наконец сцена исчезла, и все осторожно переглянулись.
– Это ведь регби, верно? – спросил Алехандро. – Я как-то побывал на деревенском матче, хотя в Испании это не самый популярный вид спорта. Я не все правила понял, но переходы показались мне интересными.
– Это регби, – подтвердил Петрус, – а также стратегия, которую не мог не заметить ваш взгляд военного.
– Фиксированные точки и тактики разворачивания, – сказал Хесус. – Зачем нам для этого регби?
Хостус положил в центр круга шар, сплетенный из веточек клена.
– Клены из Северных Ступеней имеют свойство возгораться через несколько минут после того, как их положат рядом с чайными листьями, – сказал Петрус.
А еще вы увидите, как растительность обратится в огонь, вспомнил Хесус.
– Итак, мы будем продвигаться линейно, оставляя позади себя семена пожара, – продолжил Петрус, – как в игровой партии с несколькими мячами, когда линии движутся вперед так, что противник не может их остановить. Если мы станем атаковать со всех сторон или сконцентрируем нашу атаку, мы не сможем зажечь периметр, сами не превратившись в угли. Но если мы втянем врага в рукопашную, то при поддержке задних линий у нас есть шанс добиться цели.
– Участники рукопашной будут принесены в жертву, – заметил Алехандро.
– У меня есть надежда, что это первое столкновение обойдется без жертв, – сказал Петрус. – Мы будем вести игру, правил которой враг не знает. Он подумает, что мы его атакуем, но мы будем безоружны, если не считать собственных ног, чтобы бегать, и рук, чтобы метать.
– Какое у них оружие? – спросил Алехандро.
– Луки, мечи, копья и топоры, – ответила эльфийка-единорог. – И еще умение управлять погодой.
– Они нас нашинкуют, если мы будем безоружны, – сказал Хесус.
– Не будьте так уверены, – Паулус глянул на Петруса, – мы тренировались в искусстве уклонения, придуманном единственным эльфом-пьяницей в известном нам мире.
– Очень эффективно для рукопашного боя, – добавил Маркус.
– Можно причинить большие неприятности, просто упав, – заверил Петрус.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумом ветра в деревьях долины.
– Может получиться, – медленно проговорил Хесус. – Во всяком случае, я в деле.
Алехандро кивнул.
Они вернулись на мост. Близился рассвет. Далеко позади храма, над долиной, короткие вспышки умирали вместе с уходом ночи. Занимался день, и всполохи бороздили небо, растворяясь в первых лучах зари. Потом послышались дальние раскаты, вклинившиеся в промежутки между молниями.
– Мы идем в грозу, – сказал Петрус.
Из центральных туманов моста вышла команда из восьми эльфов: три белки, два медведя, вепрь и две выдры; почтительно поприветствовав Солона и Тагора, они присоединились к отряду Петруса. Алехандро посмотрел на Клару, Хесус посмотрел на Марию, эскадрон в полном составе поклонился остающимся и двинулся на мост.
Раздался мощный удар грома.
Несколько членов штаба тоже зашли в туманы арки. Остальные вернулись в храм.
Последняя битва началась.
По другую сторону реальности отряд Петруса высадился на краю полей серого чая Рёана. По эту сторону штаб материализовался на полях Инари. А на другом краю, или стороне, или в другом квадранте мира Элий и Сантанджело в своем позолоченном храме начали подозревать неладное.
Вот как прошла операция в Рёане. Единственная когда-либо существовавшая межвидовая команда регби развернула свои ряды с молниеносной быстротой и эффективностью, удесятеренной, должна это отметить, умением Петруса воодушевлять. Едва утвердившись на ногах, пригнувшись за живой изгородью чая, он извлек из своего узла бутылку, от души угостился, потом распрямился, как дьявол, размахивая первым своим кленовым шаром, – и отряд ринулся в поле, почти сразу встретив сопротивление противника. Алехандро и Хесус закрывали левую диагональ, держась на приличном расстоянии от последнего эльфа линии. Они увидели, как первые их товарищи вместе с Петрусом вошли в лобовое столкновение с группой медведей, вооруженных копьями, и одурачили ее, применив искусство уклоняться, восхваленное Паулусом, – и это было замечательно, потому что эльфы альянса падали, словно пьяницы, под лапы противников, прежде чем выскользнуть, как угри, оставив позади врагов, осыпающих друг друга тумаками. Какое-то время Алехандро и Хесусу оставалось только бежать и бежать, но в конце концов пресловутая «фиксированная точка» оказалась рядом, и им пришлось противостоять первым врагам. Обычно высшие офицеры не очень хороши в ближнем бою, но Алехандро де Йепес и Хесус Рокамора были сыновьями бесплодных земель, где сеньор и крестьянин несли равное бремя и равно подвергались невзгодам сурового климата. В них была ловкость тех, кто выживает во враждебных условиях, и они пригибались и увертывались, избегая ударов топора, уколов копья и странных вихрей, миниатюрных торнадо, которые исчезали, коснувшись земли, а до того свистели, как стрела в полете. В какой-то момент засвистели и настоящие стрелы, пущенные скорее наугад, сквозь заросли чая, и новые торнадо обрушились залпами, иногда задевая врага, которого стремились защитить. Но все шло быстро, и хитер был бы тот, кто в стане Элия сумел бы разрушить план атаки, не имеющей видимой цели. Отряд рассыпался, пробегая здесь и там, уклоняясь, разбрасывая шары, снова появляясь в прежнем месте с дьявольской слаженностью, которая, без сомнения, привела бы в восторг многих человеческих тренеров, и я должна признать, что вроде бы абсурдная идея игры, в которой участвует только одна команда, стала между тем безупречным воплощением самой сути регби. Петрус не любил рыцарства и его нравственных сантиментов; он полагал, что из всех зол война является самым мерзким и уродливым; что выигрывать следует быстро, жестко и окончательно; а еще что шпионы и убийцы – истинные мастера побед. Но он ненавидел то, что вынуждает делать война, так же сильно, как саму войну, и раз уж он знал, что продолжение станет не менее гнусным, чем ненависть врага, то ему импонировала мысль о том, что хотя бы начальная сцена пройдет не без изящества. Красота регби исходит из его органичности: команда ничто без ее членов, а те ничто без команды; когда, после долгих проволочек, бесконечных свалок и почти незаметного продвижения вперед, линия развертывается и покрывает гигантскую часть территории, дело тут не только в плавности движений, но и в воспламеняющей дух сопряженности сердца и ног, потому что тот, кто в финале достигает цели, несет в себе точность и энтузиазм всех остальных. Так Петрус из Сумрачного Бора, эльф скрупулезный и пылкий, скрытный и хитрый, но искренний и открытый в компании друзей, страстно увлеченный неведомым, хотя, конечно же, хранящий верность своим отцам и туманам, сумел в этой войне задумать хоть одно сражение, которое, подобно регби французов, соответствовало его натуре и несло в себе утонченность и удаль, правда ничуть не умаленные потреблением виски, произведенным англичанами, признаем это со всей откровенностью. Он знал, что продолжение будет чередой убийств, и смаковал этот последний рейд без громыхания и потерь. На заре трагедии он пустил в ход стратегию, на вид безнадежную по самой своей сути, и видел в этом дань почтения мужеству праведных.
