Через несколько недель река раздвоилась на рукава, один шел на север, как раньше, другой же отворачивал на запад. Торговец спросил, куда же нам плыть, но я знал, что надо на север, к Рипейским горам, именно там лежала земля Арианам-Вайджа, где была открыта пророку Заратустре истина, которая должна открыться и мне. Я указал на север, и мы вошли в берега реки, которую я теперь считаю великой рекой Датией. Истина – главное благо, и она приближалась.
Вода реки текла темной лентой, огибая острова и мысы, на которых странные деревья меняли цвет с зеленого, естественного, на умирающий красный и желтый. Холод ночей неизвестной страны пронизывал меня, заставляя кутаться в одежды, но тонкие ткани не спасали от него. Я чувствовал дыхание дэвов, я видел в тревожных снах бестелесного Ангро-Манью, терзающего мою душу, я дрожал от пронизывающего ветра, а если тот дул с севера, то только весла спасали нас от холода и движения обратно на юг. Я сдался, я хотел повернуть обратно, со мной был солидарен и торговец, но суровый Бахрам был непоколебим. Приказ шахиншаха нельзя не выполнить, надо продвигаться на север любой ценой, даже ценой жизни – таково было мнение воина, а воину нельзя перечить. Мы гребли, когда ветер усиливался, мы ставили парус, когда дул благожелательный южный, а в один из дней мы увидели, что с неба на нас падает белый порошок вместо дождя. Это был снег, который у нас в стране можно разглядеть разве что на вершинах гор Армении. Снег был холодный, когда порывы ветра бросали его в наши лица, то они горели от холода. Кровь стыла в жилах, но лодка продвигалась по Датии дальше. По берегам реки то и дело мы видели пеших и всадников, которые пускали в нас свои длинные стрелы, два аршина длиной с грубыми железными наконечниками. Как бы мы ни старались держаться подальше от берегов, стрелы достигали лодки, и мы прятались за бортами. Ночи мы проводили у островов, боясь нападения.
Но как-то раз, когда зеленые ели стали перемежаться с желтыми и красными деревьями, а холод стал особенно пронизывающим, мы ошиблись в выборе стоянки. Остров, к которому мы пристали, соединялся с берегом песчаной косой, по которой могли пройти кони и люди, а мы этого не знали.
Мы грелись у костра на большом острове, покрытом елями и цветными деревьями, увядающими под напором пагубной зимы, о которой писал Заратустра. Злой дух наслал зиму на священную землю Арианам-Вайджу, и хотя в наших землях еще цвел в это время инжир, выбрасывая цветы второго урожая, здесь же царил мрак холода. Это радовало меня с одной стороны, ибо все признаки приближения святой земли были видны, но с другой – страшило, ибо как выжить тут в дэвовском порождении природы? Еще с вечера мы заметили, что Датия раздваивается впереди, а на стрелке двух потоков видна гора, белая возвышенность, напоминающая мне по описанию ту гору, о которой говорил Заратустра в своих откровениях. Там лежала его родина, на слиянии двух рек с белой горой. Конечно, гора была слишком мала, Рипейские горы с плотоядными птицами все не открывались нашему взору, но я отождествлял каждый намек природы с заветной землей Арианам-Вайджу. Я прочел вадж, мы сели ужинать тем, что осталось у нас после долгого путешествия: сухари и вяленое мясо кабана, подстреленного сыном Бахрама неделю назад. Священный огонь грел нас, отгоняя дэвов, ужин разлил тепло по телам, очи сомкнулись, и лишь крики Бахрама, посылаюшего разящие стрелы в темноту ночи, разбудили от тяжелого сна.
– Враги! – кричал Бахрам, натягивая лук, – враги на острове!
Сын его обнажил меч, ожидая схватки, и вдруг свет озарил нашу стоянку – это длинная стрела, охваченная огнем, вонзилась в борт лодки, освещая берег вокруг. За ней в нас полетел рой стрел, горящих в темноте. Их свет выхватил Бахрама с луком и сделал его видимой мишенью. Тот метнулся в сторону от огня, скрываясь от глаз врагов, и тут же в место, где он стоял, вонзилось несколько копий. Невидимые враги были совсем рядом.
– Спасайте сокровища, выносите из лодки, – крикнул Бахрам из тени, судя по звукам, не переставая пускать разящие стрелы. Они попадали в цель, со стороны нападавших слышались крики боли. Я кинулся в полыхающую лодку, увлекая за собой торговца, который схватил свои меха сначала, но я остановил его, указывая на ящики с дарами богам. Мы успели вытащить три ящика, в том числе и тот, что таинственно описывал шахиншах, с ценностью особой, пока не рухнула горящая мачта, похоронив остальное под собой.
– Толкайте лодку в реку, – кричал Бахрам, захлебываясь от битвы, – пусть плывет, иначе мы освещены и видны!
Мы со стенающим по своим мехам торговцем с трудом оттолкнули лодку, и она, как священный огонь, что мы в день начала года, в весеннее равноденствие, отпускаем по Тигру на плотиках, начала удаляться, захваченная течением великой Датии. Ночная мгла накрыла нас, и слышали мы только тяжелое дыхание воинов, крики боли и звук скрещённой стали, дрожа от холода и страха подле друг друга – я и торговец. Звуки утихли, пропали огни зажженных стрел, все замерло до утра, но мы не могли сделать и шагу от сковавшего нас ужаса. А наутро поле битвы открылось нам при первых лучах благодатного солнца. Трупы врагов, одетых в шкуры, лежали на острове и в реке, кровь вытекала из жил, окрашивая воды Датии в бордовые цвета, подобно умирающим от холода деревьям на берегах. Особенно много тел было в двух местах, там, где пали наши воины, великие бойцы, Бахрам и его сын. Сын был пронзен копьем, и тело его уже схватил дэв смерти, члены одеревенели, рука, сжимающая меч, поднялась к небу, взывая Митру о помощи и свете. Бахрам же был еще жив, когда я подбежал к нему. Десяток стрел торчали из его тела, ощетинившись оперением диких ястребов, кровь текла ручьем из ран, плечо было разрублено до груди, он испускал дух. Я наклонился к нему, и последний вздох великого старого воина достиг моего уха:
– Маг, найди землю, доставь дары, не предай нашу смерть…
Я, пораженный мужеством воина, встал на колени и начал читать ясну, а короткое солнце незнакомой враждебной земли поднималось все выше и выше, озаряя далекую белую гору на слиянии двух потоков.
С берега послышалось ржание, я оглянулся, увидев торговца на мохнатой низкорослой лошади.
– Я ухожу, маг, – крикнул он мне, – я и так все потерял из-за вас, хочу оставить себе хотя бы жизнь!
Так сказал торговец, ударил лошадь, и та понесла его прочь, на юг, в родные земли. Я же остался один, но мне повезло вновь. Я увидел на берегу вторую лошадь, видимо, это были кони нападавших, лошадь стояла у воды и пила, вытянув короткую шею с густой гривой. Стрела торчала у нее из-под лопатки, кровь стекала на песок. Мне ничего не осталось делать, как навьючить сундуки с дарами на бедное животное и повести ее по берегу на север, куда лежал определенный мне путь. Я шел три дня и три ночи, не останавливаясь на ночлег, пока лошадь не пала, и я рядом с ней, потеряв материальный мир и впав в грезы, как после священной хаомы. Очнулся я от того, что люди в шкурах клали меня на деревянные сани, запряженные парой рогатых животных, которых я видел впервые, другие же освежевывали мою павшую лошадь и клали сундуки на другую повозку. Я подумал, что пришла моя смерть, но люди, переговариваясь на непонятном наречии, потащили сани куда-то в лес. Я же снова потерял дар видеть, ибо дэвы завладели моим телом, оно горело, не чувствуя холода.
