Это было бы загадкой, и искать бы не переискать сомнительный клад, если бы не пытливый и острый ум Станислава Николаевича. А этот ум, достойный в будущем звания доктора наук, вычленил из множества размытых фактов четкую линию доказательств. Прочитав вторично свой перевод, подправленный серым Вадимом Павловичем, Садомский отправился в закрома отдела. Тут уж Вадим Павлович был необходим. Призвав его на помощь, Садомский спросил:
– Уважаемый Вадим Павлович, а не подскажете, где нам найти рисунок Медведева с изображением…
Вадим Павлович благодарно откликнулся, покряхтев в кулак:
– Для французской академии? Утраченного сосуда Строгановых?
– Вот именно.
– Минутку, минутку… – Вадим Павлович утянулся в закрома и шуршал там полчаса, затем радостно вынес старый лист пожелтевшей бумаги. Осторожно развернул его, стараясь не подносить к лампе, – берёг. На листе бумаги был изображен сосуд с орнаментом из птиц и виноградной лозы и двумя медальонами с женской фигурой, держащей в руках птицу и младенца.
– Вот, благоволите. Сама Анахита, богиня плодородия, деторождения и прочих благ в зороастризме. Сосуд датирован господином де Брюссом в подлиннике временем Хосрова Парвиза, седьмой век. К сожалению, сам сосуд пропал еще во времена Конвента. Считается, что изображение Анахиты с младенцем – дань уважения христианским святым, две жены Хосрова были христианками, одна Мария – дочь императора Маврикия, покровителя Ирана в то время, который помог Хосрову взойти на престол после убийства его отца, вторая – Ширин, из рода армянских правителей.
Хосров Второй более мягко относился к вопросам религии; благодаря его попустительству и настойчивости цариц христианство оказало сильное влияние на общество, в том числе и на культы, поэтому Анахита отождествлялась иранскими христианами с богоматерью, и именно тогда появились ее изображения с младенцем. Я не отрицаю правильность датировки происхождения сосуда. Единственное, что смущает, – место, где он был найден. Кстати, оттуда есть еще несколько артефактов того же времени. Но показать не могу – коллекция серебра Сасанидов на выезде, помните? Вместе с Валентиной Петровной уехала в Германию.
Садомский задумчиво кивнул. Золотое блюдо, что было передано ему кузнецом Николаем, соответствовало сосуду по своим характеристикам.
– Так вот, сосуд Анахиты был найден в 1750 году у деревни Слудка Кунгурской провинции Казанской губернии, потом это место вошло в Пермскую губернию, крепостным крестьянином барона Строганова, а барон к тому времени давно проживал в Париже. У крестьянина, имя которого история не сохранила, его отобрал управляющий и отправил в Париж, где его и утеряли. В дальнейшем, судя по различным источникам, серебро, возможно, сасанидское, находили там и позже, но, памятуя о том, что его отберут, крестьяне прятали и переплавляли его, после уже инициативу перехватили управляющие, рапортуя барину слитками якобы найденного драгметалла в самородках. Это не могло быть правдой – месторождений серебра в том районе не находили. Я думаю, что таким образом переплавили много изделий, – с сожалением закончил экскурс в историю Вадим Павлович.
Станислав Николаевич получил очередное подтверждение своим дедуктивным выводам. Раз в том районе находят серебряные изделия седьмого века, то, скорее всего, описание путешествия мага на север с дарами – не вымысел сумасшедшего. В его записях написано, что часть изделий разграбили при набегах на отряд, а часть изделий и монеты маг сам отдавал за пищу и безопасный проход по землям лесных людей – так, кажется, написано у него. Вполне возможно, что серебро было там именно поэтому. Но у мага в записях есть еще одно упоминание – о самых дорогих дарах, о золоте, о чём-то еще, что послал шахиншах в земли Заратустры. И этих находок за всё это время сделано не было. А золотое блюдо найдено на городище, изученном мало и поверхностно.
Садомский углубился в чтение археологических отчетов, любезно предоставляемых из непостижимых мест вездесущим Вадимом Павловичем. Монографии Полякова по Бутырскому городищу ничего не дали, кроме того, что описания городища полностью совпадали с описанием в записках мага Настуда. Садомский был в приподнятом настроении, но надо было найти более весомые доказательства для уточнения мест поиска золотого клада. Он всё-таки побаивался попасть впросак.
Клиент, который давал деньги на поиски, не простил бы Станиславу Николаевичу промашки. Не тот статус. И Станислав Николаевич рыл архивы, как крот. Его подгоняла жажда славы и блеск золотых монет, а еще то, непонятное, такое же, как «Авеста» в первом переводе Анкетиль-Дюперрона, которую так никто и не постиг. Толкователи переиначили смысл, дописав непонятое, но так и не разгадав непостижимое и тайное, то, о чём молчал даже древний маг.
Станислав Николаевич работал с документами. Было три важных дела, которые надо успеть отработать до приезда из Лондона человека из списка «Форбса». Первое – необходимо уточнить место поиска сасанидского золота. Те косвенные доказательства, что имелись у Станислава Николаевича, не давали точного места, а копать от Чердыни до Казани было нереально. Доказательств было немного: книга мага с описанием сокровищ и места, очень расплывчато указанного, исторические записи о находках серебряных изделий времен Хосрова, – но местоположение находок также было растянуто по берегам Камы, и не было хоть какого-либо их сосредоточения, и золотое блюдо с Бутырского городища, найденное местным охотником за сокровищами.
Даже если предположить, что Бутырское городище и есть то место, куда дошел и благополучно там умер иранский маг, то, чтобы раскопать его, потребовалась бы дивизия солдат и куча техники. А это невозможно, даже государство не могло обеспечить столь масштабные работы, да и завеса секретности была бы снята. А секретность требовалась. И это было второе дело, требующее решения.
Бутыры оставались основным вариантом для изысканий, для успеха которых надо было сохранить место в секрете. Хоть и были те места малопосещаемыми, да береженого бог бережет, так считал Садомский, попросив Кирилла обеспечить неприкасаемость археологического памятника. А третье дело было самое важное и вытекало из первых двух: доказать уважаемому человеку, что клад есть. При наличии такого доказательства Станислав Николаевич получил бы почти неограниченное финансирование раскопок, помощь в отправке найденного на мировые аукционы, деньги себе до скончания лет и славу…
По поводу славы все тоже было непросто. Роясь в архивах и записях известных иранистов, в том числе Льва Гумилева, Садомский уточнил возможные варианты состава клада, и это возбудило его еще больше. Золотые изделия необычайной красоты весом почти сто килограмм ждали его где-то в далекой пермской земле уже тринадцать веков. И если пять-семь вещей из одной коллекции могли уйти с «Кристис» за десятки миллионов долларов, то клад мага тянул на большее. Даже не найдя его и даже не будучи уверенным в его существовании, Станислав Николаевич, однако, уже планировал дальнейшие действия, ибо, как сказал Эйзенхауэр, «планы— ничто, планирование – все».
Садомский планировал, наслаждаясь логическими выводами, приводящими его к цели – славе и деньгам. Во-первых, он решил разделить клад на две части – основную, с хорошими артефактами, имеющую максимальную ценность, и второстепенную, где будут малозначительные предметы, поврежденные, с утраченными элементами. Первую часть он отдаст для пересылки в Европу, а вторую скроет – небольшая ложь для общего блага. Во-вторых, после легализации и продажи первой части клада, которая принесет денег, Станислав Николаевич задумал операцию по изысканию славы. Для этого нужна была вторая часть клада. Ее он найдет вновь, снарядив официальную экспедицию после опубликования перевода книги мага.
