* * *
Станислав Николаевич, перетерпев ночь в гостинице – болела голова – и поздно позавтракав, встретился с Кириллом. Тот, подмигнув, заказал плотный обед и ответил на все вопросы. Оказалось, что у него обширная сеть поставщиков артефактов по краю, несколько пунктов приема антиквариата, связи в маленьком мирке пермских собирателей и изготовителей подделок старины, пара бригад копателей, которые под его мудрым руководством грабят известные и не очень известные памятники археологии.
– На Рождественском городище уже не копаем – туда зашла Камская экспедиция, муфтият денег дал на раскопки. Да и выкопано там немало, – вещал Кирилл, поедая борщ. – Вот Чердынь – другое дело. Опасно там, конечно, стало, да кто не рискует – не пьет шампанского. Места там знатные, народу мало, а заходов персов было много, кругом селища и городища. Я пару раскопал, гривны есть, серебро, блюдо там же взяли, пластины серебряные, металлопластика, бляхи. Но бронза вас не очень интересует. У меня много звериного стиля.
Станислав Николаевич покачал головой, мол, звериный стиль – нет, не его формат.
– Зря, я очень увлекаюсь. Вот еще есть райончик, куда персы заходили…
Садомский вздохнул: персы в эту глушь никогда не заходили. Но перебивать не стал, слушал, ожидая, когда Кирилл уйдет. Но тот только принялся за драники с котлетой.
– Так вот, райончик перспективный, были там в советское время экспедиции, только вроде ничего не нашли, но недавно познакомился с одним чудиком, вроде дауншифтер, но ушел недалеко, район напротив Добрянки, тут езды час. Сидит, кузнецом, типа, работает, а сам собрал палку, металлоискатель простенький, и шастает с ним по окрестностям. Вот меч приволок медный, рукоять золотой нитью обмотана, явно десятый век. Блюдо серебряное нынче продавал, да ломит цену, я не взял. Наверно, всё еще у него. Надо туда как-нибудь податься, да пока в Чердыни все мои работают, зашурфились, на лопату встали, пока всё не выкопают, не сниму их.
Станислав Николаевич высказал желание взглянуть на фото тех находок. Кирилл покопался в смартфоне и показал. Фотографии были плохонькие, определить подлинность по ним было невозможно, но если предметы настоящие, то они были более-менее ценны. Блюдо было булгарским, меч, точнее то, что от него осталось, – тоже. Тринадцатый век, не раньше.
– А как бы с ним встретиться, Кирилл? – спросил Садомский, но Кирилл только рукой махнул:
– Не, невозможно. Я могу выкупить, но цена… Миллион за блюдо просит, пятьсот за ножик. Барыга.
Садомский хитро поглядел на собеседника, сразу поняв, что тот набросил раза в три. Дело было привычное, сошлись на половине цены, Кирилл пообещал в следующий раз привезти артефакты, Станислав Николаевич оставил задаток. Довольный координатор местных черных копателей допил кофе и покинул место встречи, а Садомский судорожно достал телефон и набрал заветный номер. На другом конце, где-то далеко-далеко, загудел вызов, и через пару минут томительного ожидания раздался голос, который показался Станиславу Николаевичу голосом леонардовской Моны Лизы:
– Слушаю вас, кто это?
Он смутился вначале, не зная, как ответить, а потом проговорил:
– Вероника, я видел вас вчера в кафе, вечером. Меня зовут Станислав, вы, верно, забыли, но если у вас есть свободное время, я бы мог пригласить на чашку чая…
Садомский не помнил, пьет ли она чай, и последнее слово застряло в горле. Но Мона Лиза после коротко молчания сказала:
– Хорошо, Станислав. Давайте в шесть там же.
Садомский выдохнул и запел от счастья, но только про себя.
Вероника ему окончательно понравилась, нет, не понравилась, она поразила его в самое сердце, как говорят поэты. Когда он узнал, что девушка окончила исторический факультет, его разум произвёл несвойственное ему обобщение, корреляцию жизненных путей и душ, и он ощутил высшее указание, судьбу, предназначение его и Вероники: они должны быть вместе. Но спешить в таких делах, да еще при таком катастрофически предсказуемом и безальтернативном раскладе Станислав Николаевич не имел привычки, поэтому решил, что расстояние и время все расставит по местам: если действительно судьба, и пришло время остепениться – то ничего не пройдет, если это лишь блажь тела, то всё пройдет, забудется, схлынет. Он уехал обратно, лишь редко позванивая Веронике, не чаще раза в неделю. Порой он старался забыть ее сам, испытывая волю и чувства, но все равно хотел набирать ее номер и слушать гудки, паузу и тот самый голос. Через полгода Садомский понял – не проходит. Но Вероника сама никогда не звонила, и это настораживало, напрягало и заставляло нервничать, рисуя в голове Садомского образы более счастливого соперника. И этот мнимый соперник всегда останавливал его от окончательного предложения руки и сердца, разрушал романтический настрой и вводил Станислава Николаевича в рабочее состояние. Второй приезд в Пермь чуть не лишил его статуса потенциального жениха из-за нерешительности и метаний, да появился Кирилл с теми самыми книгами, что теперь лежали на столе в рабочем кабинете и одну из которых осмотрел вездесущий серый Вадим Павлович. Книги вначале не заинтересовали Садомского, но именно Вероника в тот приезд тонкими пальцами открыла толстую кожаную корку, под которой проступали на старом пергаменте затейливые буквы персидского письма, и заинтересованно спросила:
– Что тут написано?
Станислав Николаевич под насмешливым взглядом Кирилла, желающего получить деньги за старье от богатого, почти столичного жителя, и под восторженный, как показалось ему, взгляд Вероники, тут же кинулся показывать свои знания древних языков, перевел с листа кое-как пару страниц, получил божественную улыбку от неё и конскую цену от Кирилла. Книга действительно была странная, текст не совсем поддавался расшифровке, но купить пришлось, Вероника заинтересовалась текстом. Станислав Николаевич поторговался, и цена за несколько не очень древних фолиантов, включая и персидский, стала приемлемой.
Покупал он эти книги случайно, под действием почти наркотического опьянения от присутствия девушки, но уже позже, когда в Питере перевел первую треть, книга его заинтересовала. А тут еще ошибочная датировка. Но откуда в Перми оказалась персидская рукопись седьмого века? Да еще в состоянии, близком к идеалу? Это было невероятным стечением обстоятельств. Кроме того, сам текст после перевода дал пищу для ума и домыслов, которые Садомский отвергал, как ненаучные, поэтому и доверил почитать перевод своему старому и верному покупателю в надежде, что тот раскритикует содержание фолианта или даст деньги на дальнейшие изыскания.
Работа над переводом увлекла Станислава Николаевича и отвлекла его от мыслей о Веронике так, что звонки его стали редки, а затем и вообще превратились лишь в короткие сообщения в электронной почте. Возможно, он бы и совсем забыл, отринул крамольную мысль о женщине своей мечты и о соединении с ней своей жизни, но вот этот миг истины, этот серый человечек, этот немыслимый седьмой век от Рождества Христова вновь бросил его в пучину сладостных воспоминаний и дум. «Вероника… А неплохо бы узнать, откуда пермский координатор взял эти книги… Да, да, место определяет, ведь это логично, это необходимо узнать, особенно в таком случае…» – думал Станислав Николаевич, вновь в метаниях между желанием славы и уже, вероятно, угасающей страстью. Жажда славы подавляла смутное чувство, которое некоторые еще называют архаичным словом «любовь». Но Станислав Николаевич, как человек практичный, решил действовать в обоих направлениях.
