Николай подумал, пожал плечами:
– Ну, наверно в Шеметях штук десять – пятнадцать. Вот школа старая недалеко, строили в девятьсот пятом. Около нее несколько хибар до семнадцатого года точно стоят. А что?
Садомский обратился к Кириллу:
– Надо все дома переписать, послать людей, пусть проверят чердаки, матицы, печи, погреба, завалинки. Если поставить много людей – за неделю справимся. Шанс велик. Сможешь?
Кирилл кивнул, хотя пока не понимал, как это сделать. Николай тихо заметил:
– Сложновато. Дома все жилые, в основном, в них обитают местные алкаши. И если с дачниками проблем не будет, то местные – народ сложный. Все пьют поголовно, все отсидели. Психика пострадала, даже если денег предложить, могут взять, а потом на порог с ружьем выйти и бахнуть.
– Значит, силой будем, – резюмировал Садомский.
Николай лишь улыбнулся самоуверенности столичного гостя.
– А что вы ищете? Может быть, скажете, я смогу помочь?
Садомский отрицательно покачал головой, мол, помочь им Николай не сможет. Шанс, который был вполне реальным, таял на глазах, несмотря на всю уверенность Станислава Николаевича в победе и всю его деловую энергию. Если только молиться, но кому? Садомский в богов не верил и религии не доверял. Он верил только в себя. Он был сам себе бог, а бог не может сдаться и отступить. Станислав Николаевич внутренне встряхнулся, отбросил сомнения и сказал Кириллу:
– Так, давай людей, деньги выделю, покупай, бей, жги и насилуй, но чтобы все дома проверить. Последствия нивелируем, я договорюсь.
Решение было принято, отступать поздно. Садомский поднялся со стула, направляясь к двери, на хозяина дома даже не посмотрел.
– Простите, можно у вас проконсультироваться, так сказать, по случаю? – в спину раздался голос Николая.
– Что у вас еще? – бросил через плечо Садомский.
– Вещицу одну не могли бы посмотреть?
– Ну, покажите, – снисходительно развернулся к просившему Станислав Николаевич.
Николай вместо вещицы достал айфон.
– Это изделие американских дизайнеров от микроэлектроники, стоит тысячу долларов, достаточно распространено в современной урбанистической среде, – ехидно заметил Садомский.
– Да нет, у меня просто нет вещи, только фото. Вот, взгляните.
Садомский склонил голову над экраном айфона и замер. Там, на светящемся экране самого пошлого коммуникатора в мире, была золотая пайцза с ликом шахиншаха Хосрова Парвиза и строгой надписью на среднеперсидском:
«По воле благословенного Ахуры и его милости к благочестивому шахиншаху, да пусть умрут все, кто не поможет этому человеку в его нуждах».
Станислав Николаевич осторожно рассмотрел фото, еще не веря своим глазам.
– Вы где это взяли? – совсем тихо спросил он Николая.
– Да не я. Вот тот мужик, который мне книги передал, недавно на берегу в деревне копал. Ну и, типа, нашел. Это ведь не тюркская работа, я так понимаю?
Садомский покачал головой, машинально перелистнув фото в надежде увидеть более четкие изображения. Но вместо них он увидел какого-то мужчину с металлоискателем, а позади него – Веронику. Садомский всмотрелся в изображение – нет, ошибки быть не могла, это была она.
– Это Сасаниды… – неожиданно сказал Станислав Николаевич, хотя всегда обходил тему Сасанидов и клада, который искал, в разговоре с незнакомыми и непосвященными людьми. – А это тот самый человек, что передал книги?
– Да, – подтвердил Николай.
Кирилл махнул рукой от двери:
– Да где же его искать? В Перми миллион человек. Поедем, работы много, людей надо предупредить, проинструктировать.
– Я знаю где, – мрачно констатировал Станислав Николаевич, наполняясь вновь тем самым, уже несколько подзабытым чувством.
Чувство это было до недавней поры ему неведомо, может быть, гнездилось совсем далеко в черных уголках души, выжидая, когда тщеславие, зависть, страх, как доминанты тьмы его эго, отступят, наконец, дав дорогу. И момент настал.
Станислав Николаевич вновь испытал ревность. Он никогда не встречал на своем пути противника, который бы отнял у него женщину, да еще женщину, которую Садомский прочил себе в жены. Но, будучи человеком практичным, Садомский справился с первым приливом эмоций. Разложив вновь в голове все по нужным местам, он решил действовать наверняка. Вероника все равно будет принадлежать ему, а с тем, с соперником надо будет разобраться просто – он должен исчезнуть навсегда. Конечно, вариант средневековой расправы Станислав Николаевич не рассматривал и на дуэль вызывать не собирался, зачем? Ведь есть же другие методы, которые вполне устроят и его, и окружающих.
Оставив Николая, Садомский вышел к машине Кирилла и попросил отвезти его в гостиницу. По приезде в город, уже в номере Садомский совершил совсем несвойственный ему поступок – он выпил рюмку коньяка из мини-бара, коньяка посредственного, но доза алкоголя успокоила нервы, изрядно расшатанные за последнее время. Станислав Николаевич сел в кресло и набрал номер Вероники. Та долго не брала трубку, а потом в коммуникаторе он услышал ее волнующее «алло».
«Она будет моей», – подумал про себя Садомский, а вслух произнес:
– Вероника, здравствуй. Мы так давно не виделись, я соскучился, я в Перми, милая. Давай встретимся, мой вечер абсолютно свободен, ужин, свечи, есть ли у вас ресторан со свечами?
Телефон молчал, Вероника почему-то не спешила отвечать. В конце концов послышался ее тихий голос:
– Есть, наверно. Но я не знаю где.
– Ну, ничего страшного, я все устрою. Давай часов в восемь у гостиницы, чтобы далеко не ходить, вечера уже прохладные. Потом пойдем ко мне, я снял «люкс».
В телефоне вновь была пауза, затем всего одно слово:
– Хорошо.
Вероника не умела врать, ее голос выдавал все чувства, и Станислав Николаевич понял. Что-то пошло не так, что-то изменилось, и виной всему был тот незнакомец с золотой пайцзой. Садомский еще глотнул коньяка и сел обдумывать план действий…
Вечером Вероника задержалась, Станислав Николаевич уже пил третью чашку кофе, когда она вошла в ресторанчик при гостинице. Она была великолепна, насколько может быть великолепна женщина из провинции. Скорее всего, эта провинциальность и придавала ей незабываемый шарм. Туфли на каблуке, простые, но элегантные, легкий плащ, чуть намоченный дождем, распущенные волосы – все в ней заставляло Садомского желать ее так, как никогда. Вероятно, это были всё же последствия ревности.
Вероника села за столик не улыбнувшись, отказалась от ужина, попросив лишь чаю. Садомский пожирал ее глазами, желая прямо сейчас затащить в номер. С трудом он остановил себя, перейдя к осуществлению задуманного плана. Он пел соловьем, рассказывая о жизни, работе, плавно переходя к поиску сокровищ, болтал без умолку, что было ему совершенно несвойственно. Вероника молча пила чай, боясь проронить слово, лишь редко улыбалась на юмористических моментах рассказа.
