– Тикайте, кажу! Я вас прикрыю!
Семен и Шмерко перемахнули через плетень, побежали по чьему-то саду, только затрещали кусты. Махно рванул в другую сторону.
– Стойте, сукины сыны! – Один из полицейских, по прозвищу Бычок, снял с плеча карабин, побежал за Нестором. – Стой, бо стрельну!
И выстрелил.
Нестор на бегу вынул из-за пазухи револьвер и, пригнувшись у забора, выстрелил в ответ.
Полицейский охнул и, схватившись за плечо, опустился на землю. Его карабин, звякнув, упал рядом.
– Ты чего, Бычок? – наклонился к нему напарник.
– Попав, зараза! – поморщился от боли Бычок и показал напарнику красную от крови ладонь.
Махно во всю прыть несся по улице и буквально нос к носу столкнулся с крупным немолодым гуляйпольцем, забойщиком скота Гнатом Пасько. Услышав выстрелы, тот из любопытства вышел со двора на улицу.
– Нестор? – Гнат заметил у бегущего парня оружие. – Це ты тут фулюганыш, артист?
Гнат решил, что хлопцев пугнули в чужих садах, и они разбегались. А револьвер – игрушка, вылитая на заводе.
– А ну кинь тот пугач!
И тут нервы у Нестора сдали. Он дважды, не целясь, пальнул в Гната и исчез в темноте.
Встретились хлопцы в кузне: Нестор, Шмерко и Семен Каретников. Разожгли небольшой костерок. Каждый рассказал о том, как уходил от погони.
– А ты точно его убил? – спросил Шмерко.
– Не знаю… Два раза стрельнул, – хмуро ответил Нестор.
Они жевали хлеб, жарили на огне кусочки сала.
Шмерко и Семен уважительно и с некоторым страхом поглядывали на Нестора, который мрачно глядел на пламя догорающего костра.
– Черт его вынес, дядька Гната… Не хотив я. А он: «Нестор, Нестор! Кинь наган!» – оправдывался Нестор срывающимся голосом.
Огородами он пробрался к хате соседки. Как и ожидал, увидел возле хаты Настю.
– Ты чого не спиш?
– Так десь стрилялы.
– Пиды до нас, глянь, може хто чужий в двори, – тихо попросил Нестор. – И в оконце на всякий случай загляны.
– Поняла, – тоже перешла на шепот Настя и исчезла.
Тишина висела над Гуляйполем. Лишь изредка где-то взлаивали собаки. Пели девчата.
Возвратилась Настя.
– Чужих никого, – прошептала она. – Ваши сплять… А чи не вы це стрилялы?
– Та ни! Я не слыхав! Може, тоби шо померещилось?
И Махно ушел к себе домой. Настя смотрела ему вслед.
А в земской больнице, в палате, где лежали раненые полицейский Бычок и забойщик скота Гнат Пасько, в эту позднюю пору горели две керосиновые лампы. Они освещали белые стены, украшенную высохшими цветами икону в углу и несколько пустых кроватей с голыми матрасами.
Здесь были врач в окровавленном халате и фартуке, пристав Карачан и урядник Лепетченко.
Грудь могучего Гната была перевязана полотняными бинтами, сквозь них проступили пятна крови.
Карачан наклонился к раненому:
– Так хто это был, Гнат? Ты узнал его?
Гнат ответил не сразу: то ли размышлял над чем-то, то ли ослаб от потери крови.
– Так хто? – Пристав, обернувшись, сделал знак уряднику и врачу, чтобы те тоже наклонились к Пасько. – Хто это был? Ты ж его разглядел?
– Чего ж… Розглядив.
– И, конечно, узнал?
– Я в Гуляйполе пошты шо всех знаю.
– Так хто ж это был?
Пасько снова долго молчал, потом тяжко выдохнул:
– Замордуете пацана. Загробыте.
– Жалеешь?
– Жалию.
– А он тебя не пожалел. И внуков твоих не пожалел.
– Бог ему судья. Не люди… Я слыхав, в нього первого стреляли. А он уже вроде як оборонявся.
– Вот что, Пасько! – начал выходить из себя Карачан. – Нам не скажешь, в Александровске с тобой не так поговорят. Там и в чем не виноват сознаешься.
– Це я знаю.
– Ну, так и не вынуждай нас.
Гнат снова замолчал, словно собирался с силами. Или решал неразрешимую задачку: сказать – не сказать.
– Там могут вылечить, а могут и не захотеть. Есть желание жить – сознаешься. Долго будешь упираться – другая цена будет твоим словам. Могут даже судить тебя… за недонесение. А то и за соучастие, – стращал Гната Карачан.
– Махно, – наконец выдохнул Гнат.
– Повтори!
– Нестор Махно… безбатьковщина… всю жисть в наймах…
Карачан выпрямился.
– Все слыхали? – спросил он и с торжеством в голосе заявил: – Нестор Махно! Больше этого имени на Гуляйпольщине вы уже никогда не услышите! В Сибири, на каторге згниет!
Глава двенадцатая
В тесной комнатке полицейского участка стены были облуплены, окно зарешеченное. Солнечные пятна лежали на стене. Свет слепил Нестору глаза. Его почти прижали к стене тяжелым обшарпанным канцелярским столом. Напротив сидел такой же массивный, как стол, круглолицый пристав Карачан.
– Ну, не тяни, Нестор! Не тяни! Признавайся! А я запишу, шо, мол, явився самолично, добровольно… – На грубом лице Карачана светилась прямо-таки отеческая доброта. Голос тихий, почти ласковый. – Шо, мол, по молодости своих лет… чи по несознательности…
Махно молчал, но широко раскрытыми глазами смотрел на пристава, словно бы силясь понять, о чем он говорит.
– Ну, признавайся! Откуда у тебя, до примеру, револьвер? Де ты його спрятав? Хто тоби його дав? С кем ще ходыв на преступления?
Нестор удивленно хлопал ресницами и не раскрывал рта.
– Ну хорошо! Я тебе кое-шо по секрету скажу, – понизив голос почти до шепота, наклонился к хлопцу Карачан. – Тому, хто сообщить подробности про ограбление кареты, обещано вознаграждение… сто рублив! Сто! От и подумай! Матери своей ци гроши принесеш! Я ж понимаю, жисть ваша бедная…
– Золотом? – нарушил молчание Нестор.
– Шо? – не понял Карачан.
– Сто рублив – золотом? Чи цымы… ассигнациямы?
– Золотом, золотом! – обрадовался Карачан. – Ну, говори! Выкладай все, шо знаешь! Як у попа на исповеди!
– Поняв, – согласился Нестор. – Говорыте: як на исповеди? А де ж тоди Священне Писание?
– Та ты рассказуй! Тилькы честно!
– Без Священного Писания не можу. Бо не повирыте.
– Поверю, поверю! – торопливо пообещал Карачан.
– Ни! – настаивал Нестор.
– Баланюк! – обернулся к двери Карачан. – Неси сюда Евангелие.
