Щусь с видимым удовольствием наблюдал за солдатиком, открывшим рот от воображаемых перспектив.
– И ваш этот… козак, он его саблей не зарубит, не убьет?
– За шо? – удивился вопросу Щусь. – Только спасибо скажет… А прйшел бы он, а в хате холодно, детки голодные, дождь с крыши в хату… это шо, лучше?
Покрутил солдатик головой. И, наклонившись к уху Щуся, спросил:
– Ну а если это… если родит хозяйка? Ну, если дитя? Тогда как?
– А шо дитя? – рассмеялся Щусь. – Дитя тоже – добро в доме. На ноги встанет, уже помощник в хозяйстве… гусей пасти чи корову на травку выгнать…
Солдатик мечтательно смотрел на окна, откуда доносился веселый гомон.
– Душевные у вас края, – сказал он.
– Ну, так як? – спросил Щусь. – Найти тебе солдатку покрасивее?
Солдатик замялся:
– А сам договоришься? Я не сумею.
– Договорюсь!
– Можно подумать? До завтра.
– Думай! Только не тяни, – предупредил Щусь. – Он сколько вас пришло. Всех красивых разберут, одни старухи останутся. Но тебе як хорошему знакомому я найлучшую молодичку подберу!
А вечером в театре продолжалась свадебная гульба. И гопак, и камаринская, и полька с переходом… Солдаты перемешались с гуляйпольцами.
Сидя за столом, на сцене, Махно с хмурой улыбкой наблюдал за весельем.
– Горько!
– Гирко! – кричали и хлопцы, и солдатики.
Нестор и Настя уже привычно вставали, утомленно тянулись друг к другу.
– Что-й то ваш командир маленький такой? – спросил Ермольев у Щуся.
– Но-но, ты полегше! – обиделся Щусь. – Пуля тоже маленька…
Веселые времена в Гуляйполе! Кажется, что теперь всегда будет так. Власти нет, налогов нет, паны бегут, оставляя закрома, промышленники платят хорошую зарплату и штрафов больше не берут…
Тень Нестора Махно легла на всю волость. В этом тенечке и лилось, и пилось, и за ворот не текло…
К зданию волостного правления подъехала бричка. С нее слез полноватый, крепкий гражданин, стриженный ежиком, под Керенского, в таком же, как у премьера, английском френче, в галифе и сапогах.
Помощник, он же кучер, нес за ним портфель и шляпу.
Жесты приезжего были коротки и выразительны. Похоже, он действительно подражал своему кумиру: закладывал руку за борт френча, как это делал Кнеренский, а до него Наполеон.
В пустом и порядочно загаженном окурками, семечками и бумагами помещении волостного правления не было никого, кроме рыжебородого старика-сторожа, любителя пофилософствовать, – не так давно он был одним из тех, кто уговаривал Нестора стать головою. При виде «начальствия» старый казак вытянулся в струнку.
– Поч-чему в присутственное время нет на месте должностных лиц? – строго спросил мини-Керенский.
– Так шо, ваше… гражданин начальник, догулюють… Свадьба!
– Свадьба? А делами кто занимается?
– А дила йдуть. Хто ж их остановыть? Селянское дело. Корову, скажем, рано не подоиш – сгорыть молочко. Навоз роскыдать, опять-таки. Чи коло вагранки робочий! Хиба вин може загубыть плавку?..
– Молчать! – прервал разговорчивого дедка приезжий. – Немедленно ко мне ваше начальство!
– Сей минут! – И старик ленивой трусцой отправился на улицу.
…Вскоре Махно в сопровождении Щуся и еще нескольких черногвардейцев, на ходу натягивавших амуницию, поспешили к волостному правлению. Нестор и Щусь первыми вошли в помещение.
– Вы тут главный? – оглядев пришедших, спросил приезжий у представительного Щуся.
Щусь указал на Нестора.
– Значит, вы?
Нестор молча ощупывал взглядом незнакомца, отчего приезжему стало не по себе, и именно поэтому он вдруг сделался особенно строг и решителен. Вытащил руку и одернул френч:
– Я особоуполномоченный Временного правительства комиссар Банько! А вы?
– Я голова Совета волости Махно! – На губах Нестора появилась легкая усмешка.
Комната наполнилась полдюжиной хлопцев.
– Что вы себе здесь позволяете? – спросил комиссар, с явным неудовольствием наблюдая за развязными черногвардейцами, увешанными оружием. – Вы незаконно ввели конфискацию земельных документов… В губернии ходят слухи о насильственном перемежевании. Землевладельцы уже бегут. Лозунг «земля крестьянам» верный, но не без выкупа! Вы грубо вмешались в дела заводчиков. Нарушаете революционную законность!
– Революция означает не изменение, а полную отмену прежних законов, – тихо закипая, сказал Махно. – Положение об отрицании отрицания, якое сформулировал сам товарищ Гегель и якое означает преемственность, при анархической революции теряет силу.
Хлопцы переглянулись. Во чешет Нестор! Заслушаешься! Просто «режет» приезжего грамотея.
– Вы откуда это взяли? – спросил озадаченный комиссар.
– От князя Кропоткина…
– Окончим бесплодную дискуссию, – сказал комиссар. – Где команда Московского полка? Прапорщика ко мне!
– Позовите, хлопци, прапора! – повернулся Махно к Щусю.
Появился прапорщик. Еще не пришедший в себя, помятый, с гусиным пухом в пышных нерасчесанных волосах.
– Прапорщик отдельной команды Московского полка Семенов-Турский! – доложил он.
– Я – особоуполномоченный комиссар Банько… Да хоть стряхните с головы эти перья, прапорщик!
– Виноват!.. – пробормотал Семенов-Турский и пятерней попытался расчесать шевелюру.
– Постройте команду! И быстро!
В саду волостного правления выстроились прапорщик и три солдата без винтовок. Тоже все еще не совсем пришедшие в себя.
Банько оглядел их:
– Это все?
– Так точно! Пока… все.
– Ты кто? – спросил комиссар у младшего унтера.
– Так что… второй номер пулеметного расчета Грузнов, гражданин…
– А где пулемет?
– Да детки играют во дворе. Такие, знаете, шустрые детишки, ужас! Но ленты я им не дал, упаси Бог, так что не извольте беспокоиться…
– Где остальные? – спросил Банько у прапорщика.
– Отдыхают… переход, видите ли, был дальний, жара, дорога… необходимо привести себя… амуницию… многие ветераны, сами понимаете, нуждаются в кратковременном, как бы сказать, отдыхе…
Комиссар только развел руками:
– Ну, знаете ли!.. Ну, знаете ли!.. В то время как положение и внутри, и на внешних фронтах ухудшается, в то время когда плоды нашей революции готовы упасть в чужие ладони, когда Родина смотрит на вас и краснеет…
– Хватит! – прервал комиссара Нестор и обратился к «команде»: – Кру-гом! Марш по местам!
