– Доброе утро! – окликнул он, сметая свой черный чубчик со лба кончиками пальцев.
– Есть новости? – Лео не смог удержать возбужденной дрожи в своем голосе, хотя было совершенно ясно, что никаких новостей нет. Он, словно брошенный любовник, выпрашивал подачки и не мог перестать сетовать, сколько бы раз ему ни указывали на дверь.
– Никаких новостей, – сказал Антауп, спрыгивая с седла. Он глянул через могучее плечо Йина на сковородку. – У вас, ребята, не найдется лишней сосисочки?
Барнива ухмыльнулся, подняв лицо.
– Для паренька с такой милой улыбкой? Уж как-нибудь разыщем.
– Неужели это необходимо? – рявкнул Лео, кривя губы от отвращения. – Что сказала мать?
Он сразу же пожалел о том, что так спросил – но какой выбор слов может быть хорошим для человека, принимающего приказания от собственной матери?
– Сказала сидеть и не дергаться. – Антауп оперся на плечо Йина, заставив его повернуться, потом протянул руку у него за спиной и ловко стащил вилку с его тарелки. – Сказала, что даст тебе знать, если что-нибудь изменится.
И он, протянув вилку к сковородке, наколол на нее одну из сосисок.
– Эй! – вскрикнул Йин, отпихивая его локтем.
Лео хмуро смотрел в сторону красноверхого холма, выступавшего черным горбом на фоне розовеющего неба. То тут, то там виднелись взблески металла: люди готовились к битве. Или просто к еще одному дню ожидания.
Ожидание, ожидание, черт бы его драл! Бесконечное ожидание. Лео поистине был худшей кандидатурой в мире для того, чтобы ничего не делать.
– Я поднимаюсь туда!
Лео схватил свой шлем и шагнул к лошади.
– А она сказала, чтобы мы туда не ходили! – крикнул ему вслед Антауп с набитым ртом.
Лео на мгновение застыл, яростно стиснув челюсти. Потом двинулся дальше.
– Я все равно пойду, черт побери!
– Съезжу с тобой, – сказал Юранд. – Приберегите для меня одну сосиску!
– Для паренька с такими нежными чертами лица у меня всегда найдется сосиска, – отозвался Барнива со смехом в голосе.
– Клянусь мертвыми! – проворчал Лео, горбя плечи.
* * *
– У меня предчувствие насчет сегодня, – сказала Чудесница.
Клевер был предельно сосредоточен на подрезании мозоли на большом пальце своей ноги.
– Хорошее или плохое?
– Просто предчувствие. Что-то произойдет.
– Ну, что-то каждый день происходит.
– Что-то серьезное, дурачок!
– А-а, – отозвался Клевер. – Ну, будем надеяться, меня пронесет. Мне больше нравятся маленькие вещи.
– В таком случае ты, должно быть, в восторге от своего члена! – Это был Магвир. Он насмешливо ухмылялся сверху вниз со своей лошади; восходящее солнце светило ему в спину.
Клевер не видел настоятельной необходимости отводить взгляд от своей ноги.
– Член не для того, чтобы самому от него тащиться, сынок. Он для того, чтобы доставлять удовольствие другим. Может быть, как раз в этом твоя ошибка.
Магвир ощетинился. Те, кто сыплет оскорблениями, почему-то бывают наиболее к ним восприимчивы.
– Ты больше времени уделяешь своим мозолям, чем своему оружию!
– Мои мозоли важнее, – отозвался Клевер.
Непривлекательное лицо Магвира непонимающе насупилось.
– Если тебе повезет, ты можешь всю кампанию прошагать, ни разу не вытащив меча. – Клевер в последний раз чиркнул по мозоли кончиком своего миниатюрного ножичка и откинулся назад, чтобы полюбоваться на результат. – Но ноги тебе понадобятся точно, без вопросов.
– Ты знаешь, он в чем-то прав, – заметила Чудесница.
Магвир сплюнул.
– Хрен его знает почему, но Стур хочет видеть вас двоих рядом с собой.
– Вот как? – спросил Клевер. – Неужто ему недостаточно мудрых советов, которые он получает от вас, героев?
– Ты что, старик, насмехаешься надо мной?
Клевер испустил усталый вздох. По-видимому, парень был решительно настроен бодаться с ним. С большинством людей, если ты отпускаешь вожжи, они тоже отпускают. Но некоторые просто не могут перестать оскорбляться.
– Что ты, Магвир, как я смею, – ответил он. – Но война довольно унылое дело, что бы там ни пели в песнях. Так что нужно повышать себе настроение где только можно, верно, Чудесница?
– Я никогда не упускаю возможности посмеяться, – откликнулась она с каменным лицом.
Магвир перевел взгляд с одного на другую, презрительно зашипел, еще раз сплюнул на удачу и резко развернул свою лошадь обратно к западу.
– Давайте добирайтесь дотуда вместе с разведчиками как можно скорее, не то у вас будут проблемы.
И он рванул прочь. Комья земли разлетались от копыт его лошади, и он едва не переехал какую-то бедную женщину, набиравшую воду в реке, так что она уронила ведра в грязь.
– Мне ужасно нравится этот парень. Напоминает мне меня в молодости. – Клевер покачал головой. – Я был абсолютным подонком.
– Ты был абсолютным подонком, – подтвердила Чудесница. – И я не наблюдаю никаких значительных изменений в этом смысле.
– Да и в любом другом, если на то пошло. – Клевер принялся натягивать сапог.
Чудесница озабоченно поскребла свой бритый затылок, нахмуренно озирая дорогу к западу.
– Однако, черт подери, – сказала она, – у меня определенно есть предчувствие насчет сегодня.
* * *
– Никаких признаков, – сказал отец Рикке, протягивая ей свою видавшую виды подзорную трубу.
– Если ты говоришь, что нет, значит, нет, – отозвалась она. – Ты у нас военный вождь, а я… даже не знаю. Видящая, может быть?
Это показалось ей самой чертовски претенциозным титулом.
– Просто… очень дерьмовая.
– Рано или поздно тебе придется перестать скрывать свои таланты, девочка. Твой Долгий Взгляд, может быть, далек от совершенства, но и короткие пока что гораздо острее, чем у меня.
Рикке вздохнула, взяла подзорную трубу и принялась смотреть поверх заросшей бурьяном стены старого укрепления, на всякий случай стараясь не высовываться. Поросший утесником склон холма. Быстрый прозрачный ручей. Пятнышки овец на желто-зеленой траве. Солнечный свет и тени, сменяющие друг друга на дне долины по мере того, как порывистый ветер гнал по небу крутые облачка. Около двух сотен союзных солдат собралось вокруг моста, поперек которого была установлена повозка, с расчетом на то, чтобы это выглядело, словно она буквально только что сломала ось и блокирует проход остальным.
Это была их наживка. Сейчас трюк казался до смешного очевидным, но так часто бывает с трюками, когда знаешь, как они устроены. Рыба, тем не менее, продолжает клевать.
