Никто не бросился на его защиту, что разочаровывало; однако никто не спешил и защищать Ризинау.
– Я понимаю, что это значит… – он окинул каждого из трех оппонентов сочувственным взглядом, – …когда на тебя сваливают вину. И я ценю, что те из вас, кто все еще находятся в городе, сами сделали выбор остаться и попытаться спасти положение. Зачинщиков этой катастрофы выследят и накажут со всей суровостью, в этом я могу вас уверить.
– В этом не может быть сомнений, – прошипел Пайк.
– Но мне совершенно незачем наказывать вас за их преступления, – продолжал Орсо. – Моя забота – моя единственная забота – касается безопасности мужчин, женщин и детей Вальбека. Всех жителей, независимо от их политических взглядов. Я могу доставить ваши требования к моему отцу. Я могу передать их в Закрытый совет. Но в конечном счете и вы, и я понимаем, что я не могу обещать их выполнение.
Орсо глубоко вздохнул, сделал долгий выдох.
– Я могу, тем не менее… обещать вам амнистию. Полное помилование для каждого ломателя, который добровольно явится сюда и сдаст оружие до завтрашнего заката. Все заложники должны быть возвращены невредимыми. Немедленно вслед за этим будут возобновлены поставки в город продовольствия.
– Ваше высочество! – вмешался Пайк. – Мы не можем позволить, чтобы изменники…
Орсо утихомирил его своей поднятой ладонью, не отрывая взгляда от Малмера.
– Боюсь, единственной альтернативой для меня будет отдать полковнику Форесту приказ окружить город и полностью блокировать все сообщения. Я освободил ближайшее время в своем календаре и могу ждать так долго, как это понадобится. В таком случае, когда вы сдадитесь – а это несомненно произойдет, – то сдадитесь уже не мне, а наставнику Пайку.
Едва ли нужно упоминать, что оплавленное лицо наставника не обещало ни капли утешения. Малмер медленно выпрямился и окинул Орсо тяжелым, раздумчивым взглядом.
– Почему мы должны вам верить?
– Я могу понять ваши сомнения. Но в свете сложившихся обстоятельств мое предложение кажется мне вполне щедрым. Я знаю, что это большее, на что вы можете рассчитывать.
Малмер взглянул на Цаплю. Затем на Тойфель. Лица всех троих были непроницаемы.
– Я должен обсудить это с моими людьми.
– Разумеется, – отозвался Орсо, вставая.
Дождавшись, пока Малмер поднимется на ноги, он протянул ему руку. Старый ломатель мгновение смотрел на нее, сдвинув брови, потом заключил в свою огромную лапищу. Орсо твердо выдержал пожатие.
– Однако я вынужден настаивать на ответе сегодня, к закату.
– Он у вас будет… – Малмер взглянул на него. – Ваше высочество.
Тяжело ступая, он вышел из комнаты. Его дерганый дружок шел за ним по пятам. Тойфель тоже встала, скрежетнув ножками стула по плитам пола, окатила Орсо последним шквалом презрения и повернулась спиной к собравшимся. Дверь за ней со щелчком захлопнулась.
– Это было очень хорошо проделано, ваше высочество. – В безволосых бровях наставника Пайка угадывался едва заметный намек на удивление, и кто мог его винить? Орсо прилежно воспитывал в окружающих низкие ожидания на протяжении последних десяти лет. – Просто мастерски проделано.
– Должен сознаться, мне ощутимо помогли. – Орсо выудил листок с требованиями из внутреннего кармана. – А именно женщина с лицом, похожим на мотыгу.
Недоуменно моргая, Пайк уставился на несколько аккуратных абзацев, аккуратно расписывавших по пунктам всю переговорную стратегию Орсо.
– Должно быть, она и есть агент архилектора внутри города.
– Я не вижу другого объяснения. По всей видимости, ей удалось завоевать себе позицию некоторого доверия среди ломателей.
– Да, впечатляет. – Пайк нахмурился в сторону выхода. – Теперь очень многое зависит от точности ее оценки.
– Вы совершенно правы, наставник.
Орсо ощутил укол беспокойства при мысли о Савин. Она там одна, в городе. Среди заложников? Среди трупов? Он скривился. Позади глаз накапливалась тяжесть, грозящая перейти в дьявольскую мигрень.
Возможно, было все же не так уж рано для того, чтобы выпить.
Кто держит вожжи
Нос Рикке щипал предрассветный морозец, дыхание раненых вырывалось из их ртов клубящимися облачками.
Сколько их тут, выложенных на этой лужайке? Может быть, сотня. Может быть, больше. Среди них двигались сгорбленные, залитые кровью целительницы, зашивая, бинтуя, вправляя, раздавая пищу и воду, а также все утешение, какое могли предоставить. Его было не много.
Над лужайкой висел тихий гул, словно над каким-нибудь цветущим кустом, который пчелы никак не могут оставить в покое, только здесь он состоял из бормотания, всхлипов, стонов и выкриков. Страдание, собранное в хор. В целом впечатление было довольно угнетающее. Рикке поежилась и свободной рукой потуже обернула мех вокруг своей шеи.
– Я сказала, держи повыше.
– Прости.
Ее плечо заныло от усилия, когда она снова подняла факел так, чтобы Изерн могла видеть то, что делает. Высунув язык через дыру в зубах, та зашивала красную дыру в плече какого-то парнишки. Он лежал, закусив зубами палку и плотно закрыв глаза, на его румяных щеках блестели полоски слез.
– Никогда не представляла себе тебя в роли целительницы, – заметила Рикке, вздрагивая, когда Изерн принялась промакивать тряпкой натекшую в рану кровь.
– Вот как?
– Думала, у тебя недостаточно мягкости.
– Мягкости? Ха! Если ты ранен, последнее, что тебе нужно, это мягкая целительница. – Изерн снова воткнула иглу в плечо мальчика, заставив его дернуться и забулькать. – Если ты ранен, мягкая целительница может оказаться последним, что ты увидишь в жизни. Великий целитель должен быть жестче и безжалостнее, чем великий воин. Он берет на себя гораздо более тяжелую работу за гораздо меньшее вознаграждение.
Одна из целительниц согласно хмыкнула через небольшой нож, который она держала зажатым в зубах. Изерн со значением взглянула на Рикке из-под нахмуренных бровей:
– Великий целитель, как и великий вождь, должен сделать свое сердце каменным.
Парень, которого зашивала Изерн, вытащил изо рта покрытую пеной деревяшку.
– Во имя мертвых, не отвлекай ее!
– Не бойся, паренек, я могу работать над тобой и разговаривать одновременно.
И Изерн выхватила палку из его руки, сунула ее обратно между его челюстей и продолжила свое дело.
Рикке округлившимися глазами оглядела стенающую лужайку:
– Так много раненых!
– И это еще те, что получше выглядят. Кого еще можно поднять на ноги.
– Не пойму, зачем они продолжают этим заниматься?
– В смысле, войной?
