– У нас есть четкий и недвусмысленный приказ его преосвященства архилектора, подтвержденный всеми двенадцатью членами Закрытого совета. В любом случае, если мы сейчас остановимся, ничего хорошего это не принесет. Все двести предателей уже сознались и были казнены. Нам осталось только вывесить их на всеобщее обозрение.
– Без суда? – Голос Орсо звучал необычайно пронзительно. Почти истерически. Он попытался взять его под контроль, но без какого-либо результата. – Без расследования? Без…
Пайк обратил к нему свои глаза, лишенные ресниц, лишенные какого-либо тепла.
– Ваш отец даровал инквизиции экстраординарные полномочия для расследования, допроса и казни на месте преступников, замешанных в этом бунте. Его указ аннулирует как ваши чувства, ваше высочество, так и мои, и чьи-либо еще.
– Но боюсь, альтернативы на самом деле никогда и не было. – Йору Сульфур лежал, привалясь к задней стенке фуры и чувствуя себя совершенно удобно среди наваленных виселиц. Одну руку он закинул за голову. Его специфическая диета, очевидно, позволяла ему фрукты, поскольку в другой он держал недоеденное яблоко. Когда он поднял невозмутимый взгляд на виселицу, Орсо заметил, что его глаза разного цвета: один голубой, другой зеленый. – Я видел множество случаев, подобных этому, и поверьте моему слову, правосудие должно падать как молния. Быстро и беспощадно.
– Молния редко поражает тех, кто это заслужил, – проскрежетал Орсо.
– А кто из нас абсолютно невиновен? – Оскалив зубы, Сульфур вгрызся в яблоко и принялся задумчиво жевать. – Неужели вы действительно думаете, что могли просто отпустить этих ломателей на все четыре стороны? Чтобы они распространили свой хаос по всему Союзу? Подстрекали людей к новым мятежам? Чтобы все запомнили, что убийства, бунты и предательство – мелочная вещь, не заслуживающая упоминания, и уж во всяком случае наказания?
– Я обещал им помилование, – пробормотал Орсо, чувствуя, как его голос слабеет с каждым звуком.
– Вы сказали им то, что требовалось, чтобы привести этот несчастливый эпизод к завершению. Чтобы обеспечить стабильность. «Стабильный Союз – это стабильный мир», как всегда повторяет мой мастер.
– Едва ли можно требовать от вас верности слову, данному изменникам, ваше высочество, – добавил Пайк.
Орсо поморщился, глядя в грязь. Осознав, что его член до сих пор болезненно зажат ремнем, он украдкой поправил его большим пальцем сквозь халат, ощутив, как тот безвольно шлепнулся на свободу; последние следы утреннего величия окончательно увяли. С доводами Сульфура было трудно не согласиться. Управление великой державой внезапно показалось ему гораздо более сложным делом, чем несколько минут назад, в его уютном шатре. И в любом случае, что он мог с этим поделать? Оживить повешенных? Его бессмысленный гнев уже угасал, сменяясь столь же бессмысленным чувством вины.
– Что обо мне будут думать люди? – прошептал он.
– Они будут думать, что, подобно Гароду и Казамиру и другим великим правителям древности, вы – человек, делающий то, что необходимо сделать! – Сульфур покачал пальцем, обкусывая сердцевину яблока: – Милосердие достойно восхищения, когда мы видим его у простолюдинов, но боюсь, это не то качество, которое сохраняет власть королям.
– Можете не стесняться и снова использовать меня в роли злодея, – добавил Пайк. – Должен признать, типаж мне действительно подходит.
Он сдержанно поклонился.
– А теперь прошу меня извинить, ваше высочество, необходимо переделать еще множество дел. Вы должны возвращаться в Адую как можно скорее. Вашему отцу наверняка не терпится поздравить вас с победой.
Сульфур, который обгрыз яблоко уже до черенка, отбросил его в сторону и лениво откинулся в тени виселицы, положив кудрявую голову на руку.
– Не сомневаюсь, он будет очень гордиться вами. И мой мастер тоже.
Отец будет гордиться! Не говоря уже о мастере этого глупца… Одна штанина у Малмера задралась, обнажив икру. Седые волосы на бледной коже слегка шевелились от ветра. Один глаз был закрыт, но другой, казалось, смотрел вниз в направлении Орсо. Говорят, что у мертвых не бывает мнений, но у этого оно, похоже, имелось, по крайней мере в отношении Орсо. И оно было едва ли не ниже его собственного.
* * *
– Не совсем тот конец приключения, на какой мы все надеялись. – Танни подошел к нему, держа в руке дымящуюся кружку с чаем. – Но хоть какой-то, да конец.
Пожалуй, еще никогда он не нравился Орсо меньше, чем в этот момент.
– Почему ты меня не позвал? – проскрежетал он.
– У меня сложилось впечатление, что вы были заняты другими делами. – Танни многозначительно покашлял. – К тому же, что хорошего бы из этого вышло?
– Я мог бы… мог бы… – Орсо не мог найти подходящие слова. – Остановить это!
Танни вручил ему кружку и отечески потрепал по плечу.
– Нет, не могли бы.
Орсо хотелось швырнуть чашку ему в лицо, но во рту у него действительно пересохло, поэтому вместо этого он отхлебнул глоточек. Над их головами виселица заскрипела под ветром, и Малмер медленно отвернулся в сторону.
«Орсо Милосердный», так назовут его будущие историки, с восхищением оглядываясь на его достижения?
Это казалось маловероятным.
Два сапога пара
– Как ты себя чувствуешь?
Лео поморщился, вытягивая раненую ногу.
– Все еще немного болит.
– Могло быть гораздо хуже.
Он снова скривился, щупая порез на боку.
– Не сомневаюсь в этом.
Его мать протянула руку и мягко провела большим пальцем по его забинтованной щеке.
– Боюсь, у тебя останутся шрамы, Лео.
– Воинам положено, разве нет? На Севере это называют «Именными ранами».
– Мне кажется, за последние несколько дней мы повидали уже достаточно северных обычаев.
– Да, передышка не помешает.
Лео помолчал, набрал в грудь воздуха.
– Рикке так и не пришла меня повидать.
– Исход вашего поединка не очень ее обрадовал.
– Она предпочла бы, чтобы я погиб?
– Нет, но она предпочла бы, чтобы погиб Сумрак. Она очень красноречиво выразила свою позицию на этот счет.
– Она красноречиво выражает свою позицию на любой гребаный счет, – пробурчал Лео. Рикке, конечно, могла показаться нескончаемым источником веселья и шуток, но он начинал видеть, что этот источник течет из колодца, наполненного глубоким недовольством. – А ты что думаешь?
– Я думаю, что ты пощадил Сумрака, потому что у тебя большое сердце.
– В смысле, у меня маловато мозгов?
– Столикус сказал: «Убить врага – повод для облегчения. Сделать из врага друга – повод для торжества». – Она посмотрела ему в глаза, как делала всегда, когда хотела, чтобы он выучил урок: – Если бы ты смог сделать своим другом Большого Волка… если бы ты смог заключить союз с Севером…
