– Ничему такому, что могло бы пригодиться на службе у высокородной дамы.
Зури расхохоталась, уже поворачиваясь к двери. Ее смех прозвучал довольно резко.
– О, здесь вас могут ждать сюрпризы!
Выпивка с матерью
Савин надеялась, что, когда она окажется дома, среди привычных вещей, искупается, надушится и влезет в надежную броню своего корсета, то снова станет собой. Фактически, станет даже лучше, поскольку невзгоды формируют характер. Как то дерево с могучими корнями, которое может гнуться под ураганом, но никогда не ломается. Как тот меч, который, проходя через огонь, лишь получает закалку, и так далее, и все такое гребаное прочее.
Вместо этого она чувствовала себя сухой палкой, разбитой в щепки. Чугунной болванкой, растопленной в бесформенную лужицу. Вальбек не остался где-то в прошлом за ее плечами – он был здесь, сейчас, повсюду вокруг. Любой шепот заставлял ее вздрагивать, от любой тени сердце сжималось, словно она до сих пор пряталась в углу удушающе-жаркой комнаты Май, а снаружи по улицам бродили беснующиеся шайки. Она припудривала веснушки на своем носу, доводя его до безупречной бледности, а сама ощущала, словно кишки выскальзывают на пол из ее разрезанного живота. Как далеко была ее прежняя непринужденная уверенность в себе! Она чувствовала себя самозванкой в собственной одежде, чужаком в собственной жизни.
– Мама!
– Савин! Хвала Судьбам, ты цела и невредима!
– Спасибо Броудам. Без них я никогда бы не справилась.
– Я думала, ты придешь ко мне сразу по прибытии.
На лице ее матери было знакомое недовольно-назидательное выражение: как и сама Савин, она изо всех сил пыталась делать вид, будто все осталось на своих местах.
– Мне хотелось сперва помыться. Такое ощущение, будто я не была чистой уже несколько месяцев.
На самом деле она не чувствовала себя чистой даже сейчас. Как бы она ни скребла себя, бессмысленный ужас продолжал липнуть к ней, словно отвратительная вторая кожа.
– Мы все так волновались! – Мать взяла Савин за плечо и принялась рассматривать на расстоянии вытянутой руки, словно оценивая ущерб, нанесенный пострадавшему от пожара дому. – Ох, дорогая, как же ты исхудала!
– Еда была… не самая лучшая. А потом она просто кончилась. – Савин визгливо засмеялась, хотя ничего смешного в этом не было. – Мы ели овощные очистки! Поразительно, как быстро начинаешь считать везением, когда удается их раздобыть. А в соседнем доме женщина пыталась варить суп из клейстера, который соскребала с обоев. Но это… ей не помогло.
Савин встряхнулась.
– Мама, у тебя есть что-нибудь выпить? Мне бы не помешало… чего-нибудь такого.
Гораздо больше ей бы хотелось, чтобы ее обняли, но поскольку они обе были тем, кем были, у нее была только возможность напиться.
– Ты же знаешь, я никогда не упускаю возможности выпить перед обедом. – Ее мать открыла дверцу шкафчика и принялась разливать. – Чтобы сгладить каменистый путь до вечера.
Она вручила Савин бокал, и та опрокинула его одним движением и тут же протянула за добавкой. Мать подняла бровь:
– Похоже, тебе есть что сглаживать!
– Там было… – Чувствуя, как на глазах, наворачиваются слезы, Савин безуспешно пыталась вложить в слова, каково это было: ползти среди скрежещущих механизмов, бежать по обезумевшему городу, прятаться, скорчившись в вонючей тьме. – Там было…
– Ну, теперь ты в безопасности.
И мать вновь протянула ей наполненный бокал.
Савин рывком выдернула себя из трущоб Вальбека в настоящий момент. Попыталась пить вино маленькими глотками – хотя предпочла бы хлебать прямо из графина.
– Где отец?
– Работает. Хотя сдается мне, он просто боится взглянуть тебе в глаза. – Ее мать села, зашуршав юбками, обтерла с бокала винную струйку и пососала палец. – Он может не моргнув глазом отослать сотню заключенных в Инглию дохнуть от холода, но стоит ему тебя подвести, и он уже еле встает с кровати. Не сомневаюсь, рано или поздно он появится. Проверить, что с тобой все в порядке.
Мать долгое время разглядывала ее поверх бокала.
– С тобой ведь все в порядке, Савин?
– Конечно! – (Плеск ведра в черной воде, вонь гари, разъедающая носоглотку.) – Хотя… – (Скрип цепи, на которой покачивалось тело владельца, повешенного на балке в стене его собственной фабрики.) – …мне может понадобиться… – (Чувство, когда ее меч проткнул тело человека: почти никакого сопротивления. Выражение на его лице: такое удивленное.) – …немного времени… – (Скрежет, треск рвущихся тканей, вопль охранника, когда его руку затянуло в шестеренки машины.) – …чтобы прийти в себя.
Она снова осушила бокал. Снова стряхнула с себя Вальбек. Снова усилием воли вернула на лицо улыбку.
– Мама, у меня… есть новости.
– Еще более важные, чем то, что ты жива?
– В некотором роде, да.
Во всяком случае, королева Тереза определенно сочтет их таковыми…
– Плохие? – спросила ее мать, поморщившись.
– Нет-нет. Хорошие! – (На ее взгляд.) – Очень хорошие. – (Будем надеяться.) – Мама… я получила предложение о браке.
– Еще одно? Сколько их у тебя уже было?
– На этот раз я собираюсь его принять.
В конце концов, какой мужчина подойдет ей лучше? Какой мужчина сможет предложить ей больше?
Глаза ее матери стали очень большими.
– Кровь и ад! – Она прикончила свой бокал одним длинным глотком. – Ты уверена? Учитывая, через что ты прошла…
– Я уверена. – Это было единственное, в чем она была уверена. – То, через что я прошла… только позволило мне яснее понять… насколько я уверена.
Орсо был единственным, что еще имело смысл, и чем скорее она вновь окажется в его объятиях, тем лучше.
– Но как же так? Я еще недостаточно стара, чтобы иметь замужнюю дочь! – Мать Савин фыркнула от смеха, подходя к столу и вытаскивая пробку из графина. – Итак… кто же этот счастливейший ублюдок во всем Союзе?
– В том-то и дело. Это… э-э…
– Ты что, запала на кого-то, кто тебе не подходит, а, Савин? – Вино с бульканьем полилось в бокал. – Неравный брак не худшее, что может быть в мире, знаешь ли. Твой отец вон тоже…
– Это кронпринц Орсо!
Ее мать вскинула голову, в кои-то веки позабыв о бокале, который держала в руке. Савин не могла не признать, что это звучало нелепо. Как самая неправдоподобная часть чьей-то неправдоподобной фантазии. Откашлявшись, она опустила глаза к полу и, запинаясь, продолжила:
– Так что, похоже… в какой-то момент… я должна буду стать королевой Союза.
И она не могла не признать, что это звучало очень приятно. Возможно, змея амбиции, обвернувшаяся вокруг ее внутренностей, все же не издохла во время восстания, а всего лишь проспала все это время. Сейчас же, учуяв головокружительный запах власти, она моментально пробудилась с удвоенным аппетитом.
