– Нервничаешь? – спросила она.
– Нет, – солгал он.
Его голос слегка дрогнул, и она улыбнулась – короткой, жесткой улыбкой, словно ей удалось его уличить. Что, разумеется, так и было. Лгать он никогда толком не умел.
Говоря по правде, Лео никогда не чувствовал себя с женщинами особенно удобно. Но, возможно, романтические отношения меньше всего предполагают удобство. Возможно, ты как раз и должен постоянно ощущать, будто стоишь на краю. Каждый момент, проведенный с Савин, казался ему настолько же волнующим и опасным, как когда он шагнул внутрь круга, где его ждал Большой Волк.
– Я… кажется, еще не встречал женщину, похожую на тебя, – вымолвил он.
– Конечно! – Савин подняла свой бокал и выпила вино одним непринужденным глотком, двигая тонкими мышцами шеи. – Я одна такая.
И она небрежно кинула бокал на обитую кожей поверхность стола, где он задребезжал на самом краю, но благодаря какому-то волшебству остался стоять прямо. Она придвинулась ближе к нему, ее бледная грудь поднималась и опускалась, нежная кожа мягко сияла в свете лампы…
На ней было ожерелье, которое совсем не подходило к ее безупречному платью. Перекрученный ремешок, продетый через костяные плашки, украшенные грубой резьбой. Нечто подобное носила Рикке, у нее была их целая громыхающая куча. При мысли о ней Лео, даже сквозь выпивку и возбуждение, ощутил укол виноватого чувства.
– Откуда у тебя эти руны?
– С Севера, – ответила она, не вдаваясь в подробности. И не отрывая взгляда от его губ.
– Что они говорят?
Он ведь не делал ничего плохого, верно? Рикке более чем ясно дала ему понять, что больше не хочет иметь ничего…
Савин взяла его за подбородок с силой, которой нельзя было сопротивляться.
– Какая разница?
Кончик ее большого пальца пополз вверх по его щеке, ее сощуренные глаза следили за ним, не отрываясь. Потом между ее губами показался кончик языка, когда она нащупала свежий шрам. Она мягко погладила его – немного щекотно, немного больно.
– Память о Стуре Сумраке? – спросила она.
– Вместе с несколькими другими подарками.
– Болит?
– Только когда нажимаешь… а!
Она совершенно умышленно нажала на него, на мгновение свирепо оскалив зубы. Лео отпрянул, еще более неудобно перегнувшись через край стола.
Он едва мог поверить, насколько она была тонкой, насколько гибкой. На ее обнаженном плече двигались узкие мышцы. Он почти не осмеливался дотронуться до нее, боясь, что она переломится в его руках. Однако она была сильнее, чем он ожидал. Гораздо сильнее. И гораздо теплее. До него донеслась струйка ее аромата – главным образом цветущий луг, но с резкой звериной ноткой где-то на краю. Может быть, сам он чувствовал скорее испуг, чем возбуждение, но для его члена все явно обстояло наоборот.
Его горло сжалось настолько, что он едва мог говорить. Внезапно он подумал о том, насколько она старше его. На пять лет? На десять? Насколько у нее больше опыта…
– Ты уверена, что это хорошая идея…
– Я уверена, что это ужасная идея. В том-то и прелесть!
Она откинула крышку маленькой коробочки, вытащила щепотку какой-то субстанции, зажав между указательным и большим пальцами, и поднесла к его лицу. Даже это она умудрялась делать изящно!
– Вот, нюхни.
– Что это?
– Жемчужная пыль.
– Это та штука, которую принимают художники, чтобы повысить восприимчивость?
– Что хорошо для художников, хорошо и для всех остальных. Они на самом деле совсем не такие особенные, как любят воображать. Давай, нюхай.
– Боюсь, я не…
– Мне казалось, ты пришел сюда в поисках приключений?
И она приложила щепотку порошка к одной его ноздре, одновременно зажав кончиком пальца другую. У него не оставалось никакого выбора, кроме как вдохнуть зелье. Время для выборов, очевидно, закончилось на улице снаружи.
– Ах, клянусь мертвыми!
Пламя обожгло его носоглотку, полыхнуло в ушах, проникло в зубы, выдавило слезы из глаз. Кошмарное ощущение.
– За каким чертом люди это…
– Вторая, – прошипела она, поворачивая ему голову и чуть ли не запихивая пальцы в его другую ноздрю.
Он даже не заметил, что она расстегивает его портупею, пока не услышал, как его меч со звоном упал на пол. Разоружен во всех отношениях.
Кровь и ад, как же ему хотелось чихнуть! Мгновение он стоял, зажмурившись, пытаясь подавить щекотку в носу. Когда позыв прошел, Лео обнаружил, что Савин целует его – сперва мягкие поклевывания в губы; потом она развернула его лицо к себе и принялась лизать, сосать, кусать…
Он стиснул ее ребра, но понял, что почти не чувствует тела: корсет, жесткий, словно доспехи, хранил ее как крепость. Жжение в лице понемногу проходило, голова принялась приятно кружиться. Губы двигались механически, онемевшие и неловкие. Кожу губ покалывало. Он ощутил вкус вина на ее языке.
Было ли дело в ней, или в выпивке, или в порошке для художников у него в носу – Лео не мог бы сказать, но он вдруг почувствовал себя смелым. Диким. Ведь он же Молодой Лев, черт побери, верно? Он пришел сюда в поисках гребаных приключений! Он – один из великих любовников всех времен, мать его растак!
По-львиному зарычав, он ухватил ее за лицо, зацепив большим пальцем под челюсть, вцепился в завязку ее платья, скрутил, больно вжимаясь костяшками в ее плечо, так что она ахнула; развернул ее, пока в конце концов она сама не оказалась прижатой к ребру стола. Его нога зацепилась за валяющийся меч, но она отбросила оружие узким носком туфли в сторону, к выполненным в виде львиных лап ножкам печатного пресса, где оно загрохотало, наполовину вывалившись из ножен.
Его лицо больше не болело. Ни капельки не болело. Он вообще почти ничего не чувствовал от шеи и выше, но зато чувствовал вдвое больше обычного от поясницы и ниже.
Она издала гортанный стон, оттянув губы назад то ли в улыбке, то ли в оскале, покусывая его зубами. Он почувствовал, что она возится с его ремнем, расстегивает его; ощутил, как штаны оседают вниз, путаются среди сапог. Почувствовал на ягодицах прохладный воздух, потом ее руку – еще прохладнее.
Все мысли о том, чтобы сказать «нет», остались в далеком прошлом. Да и вообще все мысли, если на то пошло.
Она ловко взобралась задом на стол – можно было подумать, что у нее было много практики, – задрала шуршащие юбки, выше, еще выше, потом втащила его следом за собой, вцепившись пальцами в его волосы.
Почти больно, но не совсем.
Замены
– Клянусь мертвыми! – простонала Рикке.
Она приподнялась на локтях, попыталась сдуть с лица спутанные пряди волос, но ничего не вышло – пришлось убирать пальцами. Плотно зажмурив от света слезящиеся глаза, она принялась очень осторожно, крошечными шажочками, разлеплять сперва только один.
