– Помимо других предприятий.
– Помимо других предприятий. У меня там есть партнер, некий полковник Валлимир.
– Бывший командующий Первым полком королевской гвардии. Он оказался слишком негибким, чтобы служить под началом Миттерика. Достаточно ли он гибок, чтобы служить под вашим началом?
По всей видимости, Вик разбиралась не только в собственных делах, но также и в чужих.
– В чем интерес подчинять своим прихотям гибких людей? К тому же, партнеры бывают полезны. Всегда есть кто-то, чтобы наблюдать за производством. Кто-то, с кем можно разделить риск.
– Кто-то, на кого можно свалить вину.
– Вам следовало бы заняться бизнесом.
– Не уверена, что мне хватит безжалостности. Инквизиция мне больше подходит.
Савин вознаградила эту эскападу тщательно отрепетированным спонтанным взрывом смеха.
– Фабрика была убыточной. Проблемы с рабочими, я полагаю. Я всегда говорила, что ткани следует носить, а не инвестировать в них. – Она щелчком сбила незаметную пылинку с вышитого манжета своего дорожного жакета. – Среди ткачей множество бывших солдат. Это люди, привыкшие к насилию и склонные таить обиды. Когда гильдии разорились, все они оказались без руля и без ветрил, ощущая урон как для своих карманов, так и для своей чести.
– Что заставило вас переменить решение?
– Как обычно, я поняла, сколько денег на этом можно заработать. И теперь внезапно оказывается, что моя фабрика приносит прибыль!
– Что, конечно же, просто замечательно! – вставила Лизбит, которая никогда не могла сказать ничего стоящего, но которую это никогда не останавливало.
Хуже всего, что с тех пор, как ее сделали временной компаньонкой, она говорила свои глупости все более самоуверенным тоном. Если так пойдет и дальше, Савин придется задушить ее еще до того, как они прибудут в Вальбек, не дожидаясь возвращения Зури с Юга.
– Что, действительно, просто замечательно, – согласилась Савин. – Однако стремительность и размеры прибылей вызывают у меня… некоторые подозрения.
– Вам следовало бы пойти в инквизиторы.
– В этом корсете? Очень маловероятно.
И тут Тойфель наконец улыбнулась. Всего лишь небольшой изгиб в уголке губ. Взвешенный, как и все ее выражения. Словно она просмотрела свой бюджет и решила, что может себе это позволить.
– Кажется, вы предпочитаете держать свои мысли при себе, – заметила Савин.
Уголок губ приподнялся чуть выше.
– Возможно, дело в том, что их не так уж много.
Это едва ли можно было счесть насмешкой. Просто они обе знали, что Тойфель видела, и перенесла, и преодолела такое, с чем Савин никогда не придется столкнуться. С чем она никогда не осмелится столкнуться. Тойфель не нужно было прятаться за париками и пудрами. Она пребывала в неколебимой уверенности, что она вырезана из закаленной огнем древесины и при желании может сломать Савин пополам своими жилистыми шахтерскими руками.
Савин поняла, что старается повернуться так, чтобы прикрыть свой клинок. Она уже жалела, что надела его. Как дешево и нелепо это выглядело сейчас, когда напротив сидела женщина, резавшая людей, чтобы заработать себе на жизнь!
* * *
Вик сидела, вытянув одну ногу. Застарелая боль в бедре давала себя знать, и на каждом ухабе толчок, проходя через карету, пронизывал болью ее тело от колена до поясницы, но она не собиралась елозить, выбирая более удобную позицию, которую все равно не сможет найти.
Савин дан Глокта выглядела расслабленной и безмятежной: одна нога небрежно заброшена на другую, сверкающий носок безукоризненно начищенного ботинка высовывается из-под расшитого подола платья, стоящего, вероятно, больше, чем весь экипаж – а экипаж тоже был не из дешевых. Вик никогда не встречала женщину, которая бы больше заботилась о том, как она выглядит, хотя ей и довелось однажды провести ужасные полчаса, скрываясь за портьерами на одном из приемов королевы Терезы.
Ни одна волосинка в бровях Савин, ни одна ниточка в ее одежде, ни одна крупинка ее пудры не выбивалась из общего ряда, даже на этой жаре. Вся она была настолько фарфорово-совершенной, что когда она двигалась, говорила, дышала как все нормальные люди, это каждый раз вызывало удивление. На ее поясе висел смехотворный маленький клинок с изукрашенным камнями эфесом. На ней была крошечная бесполезная шляпка, прикрепленная к волосам хрустальной шпилькой. Она изящно обмахивалась веером, сделанным из радужно переливающихся пластинок ракушек, взад-вперед, взад-вперед… На ее голове возлежало гнездо золотистых косичек, которое только полный болван мог бы принять за ее настоящие волосы. Или вообще за настоящие волосы. Если бы в мире существовала какая-либо справедливость, она выглядела бы нелепо. Однако Вик прекрасно знала, что справедливости нет – и она выглядела эффектно.
Может быть, Вик и сама выглядела бы так же, если бы ее отца не забрала инквизиция? Если бы его семью не выслали в Инглию вместе с ним? Может быть, она тоже сидела бы вот так, в парике, на сооружение которого ушел месяц, постукивая носком такого же восхитительно-кошмарного ботинка, лучась самодовольством, словно кошка у кухонного очага?
Но Вик давным-давно уяснила, что «может быть» – это игра, в которой нет победителей. В конечном счете победителей нет почти ни в одной игре.
– У тебя остались эти сладости, Лизбит? – спросила Савин.
Горничная, лишь немногим менее выхоленная, чем ее госпожа, извлекла из своего саквояжа полированную коробочку. По карете распространилось ароматное облако, и внутри обнаружилось не менее дюжины маленьких засахаренных фруктов, каждый в своем гнезде из мятой бумаги. Рот Вик наполнился слюной. Когда тебе приходилось голодать, пища начинает затрагивать особое место, и тебе уже никогда не вернуться к прежней беспечности.
– Не желаете ли? – промурлыкала Савин.
Вик перевела взгляд с ее элитных сладостей на ее элитную улыбку. В лагерях все имело свою цену и, как правило, с мучительными процентами. Глядя в глаза Савин дан Глокты, твердые и блестящие, как глаза дорогой куклы, Вик поняла, что, даже если обшарит всю Инглию, едва ли найдет более безжалостного кредитора. Задолжать ей хотя бы на волос – значило задолжать слишком много.
– Нет, это не для меня.
– Полностью вас понимаю! Я их тоже не могу есть. – Савин со вздохом потянулась, прогнув спину и уперев одну руку в свою невероятно тонкую талию. – Я и так уже словно сосиска, втиснутая в чересчур тесную шкурку.
Она не то чтобы насмехалась. Просто они обе знали, что в одном волоске на лобке Савин больше манер, денег и красоты, чем Вик могла бы собрать со всех своих знакомых. Она сидела на невидимой подушке из власти и привилегий, зная, что может купить или продать Вик по малейшей прихоти.
Савин предложила свою коробочку мальчику:
– А как насчет вас, молодой человек?
