Щеки Огарка покрылись красными пятнами. Можно подумать, что богиня спустилась к нему с небес, чтобы предложить вечную жизнь.
– Я… – он бросил взгляд на Вик. – Можно, я возьму одну?
– Если леди Савин говорит, что можешь, значит, можешь.
Савин улыбнулась еще шире, чем прежде:
– Конечно, можешь!
Он протянул дрожащую руку, вытащил одну конфету из затейливой бумажки и уселся, воззрившись на нее.
– Она стоит, наверное, дороже, чем твои башмаки, – заметила Вик.
Огарок поднял с пола одну ногу, показывая грязный башмак с потрескавшимся языком, вывалившимся наружу, словно у собаки на жаре.
– Они достались мне бесплатно. Снял с мертвеца.
И он засунул конфету себе в рот.
– О-о…
Его глаза расширились.
– О-о!
Он закрыл глаза и принялся жевать, буквально растекшись по своему сиденью.
– Вкусно? – спросила Лизбит.
– Как… солнце, – промычал мальчик.
– Вообще-то тебе бы стоило сказать «спасибо».
– Не беспокойся. – Савин умело это скрыла, но Вик заметила, как досадливо дернулось ее лицо.
Савин снова протянула ей коробку:
– Вы уверены?
– Нет, это не для меня, – повторила Вик. – Но вы очень добры.
– Сомневаюсь, что с этим многие бы согласились.
– Если бы все соглашались, у меня бы не было работы.
Вынуждая себя не морщиться, Вик подтащила к себе вытянутую ногу и до конца опустила окно.
– Тормози! – крикнула она кучеру. – Отсюда мы пойдем пешком.
– И правда, необходимо с осторожностью относиться к тому, с кем тебя видят. – Савин широко распахнула глаза. – Моя мать любит говорить, что репутация дамы – это все, что у нее есть. Ирония в том, что сама она имеет просто ужасную репутацию.
Карета с грохотом остановилась.
– Порой начинаешь ценить вещь только тогда, когда выбросишь ее прочь, – пробормотала Вик.
Вальбек был скрыт за холмами к северу от них, но Вик, спрыгнув в глинистую колею, сразу же увидела дым тысяч городских труб, размазанный ветром в большое грязное пятно поперек неба. И, кажется, запах тоже уже ощущался – пока что всего лишь едкое пощипывание в глубине горла.
– Это весь ваш багаж? – спросила Савин, когда Огарок стащил вниз их заляпанные сумки, притороченные на крыше поверх груды чемоданов.
– Мы путешествуем налегке, – отозвалась Вик.
Она натянула свою потрепанную куртку, заставившую ее тут же сгорбиться, словно старый работяга.
– Завидую вам! Мне порой кажется, что я не могу выйти из дома без дюжины сундуков и вешалки для шляп в придачу.
– Богатство иногда бывает таким бременем, да?
– Вы даже не представляете, – ответила Савин.
Лизбит захлопнула дверцу экипажа.
– Спасибо вам за конфету, миледи! – охрипшим голосом позвал Огарок.
– О, такие замечательные манеры заслуживают награды!
И Савин бросила ему через окно всю коробку. Ойкнув, Огарок поймал ее, едва не выронил, умудрился снова подхватить и наконец крепко прижал к груди.
– Я не знаю, что сказать… – еле слышно произнес он.
Савин улыбнулась – открытой, беззаботной улыбкой, полной тщательно отполированных жемчужных зубов.
– В таком случае, пожалуй, лучше всего будет промолчать.
По мнению Вик, это было лучше всего почти в любом случае. Савин дотронулась веером до края своей великолепной шляпки:
– Счастливой охоты!
Веер щелкнул, кнут хлопнул, и карета, дернувшись, покатила дальше к Вальбеку. Огарок в грустном молчании провожал ее взглядом, заслонив глаза ладонью от полуденного солнца. Вик распустила волосы, сунула руку в придорожную канаву и тщательно расчесалась пятерней, следя, чтобы грязь покрыла волосы до самых кончиков.
– Это обязательно делать? – спросил Огарок.
– Мы идем к отчаянным людям, малыш, – сказала она с хрипотцой в голосе, как говорят рабочие. – Так что и выглядеть должны соответственно.
Она протянула руку и размазала грязь по его щеке. Экипаж Савин окончательно скрылся за деревьями. Мальчик вздохнул, по-прежнему крепко сжимая полированную коробочку.
– Никогда не встречал такой, как она, – шепотом проговорил он.
– Это точно. – Вик похлопала по затекшей ноге, пробуждая ее к жизни, шмыгнула носом, отхаркнулась и сплюнула на дорогу. Потом протянула к мальчику руку, щелкнув пальцами: – Ну, дай, что ли, одну попробовать.
С такими друзьями…
Резиденция полковника Валлимира, расположенная высоко на холме, рядом с домами большинства зажиточных вальбекских горожан, могла послужить примером того, насколько опасно сочетание избытка богатства с недостатком вкуса. Все здесь – мебель, столовая утварь, и прежде всего гости – было слишком массивным, слишком затейливо украшенным, слишком блестящим. Платье госпожи Валлимир было вульгарно-пурпурного оттенка, занавеси – кричаще-бирюзовыми, суп – тошнотворно-желтым. Цвета мочи, и почти такого же вкуса.
– Я еще не припомню такой ужасной жары! – кудахтала хозяйка дома, энергично обмахиваясь веером.
– Гнетущая, – согласился наставник Ризинау, глава вальбекской инквизиции, промокая на жирных щеках бисеринки пота, моментально выступившие вновь. – Даже для этого времени года.
Не особенно помогало и то, что на Савин вдруг нахлынули месячные, со всей присущей первому дню полнотой и жестокостью. Трусы будто поле боя, как любила с удовольствием повторять ее мать. Даже несмотря на проложенные в три слоя салфетки, вполне могло статься, что, поднявшись с места, она обнаружит на безвкусной валлимировской обивке большое кровавое пятно. Ее вклад в то, чтобы сделать событие запоминающимся… Подавив гримасу после особенно острого приступа боли, Савин положила на стол ложку с витиеватым узором и отодвинула от себя тарелку.
– Вы не голодны, леди Савин? – спросил полковник Валлимир, взирая на нее со своей позиции во главе стола.
– Все здесь просто восхитительно, но увы, чем старше я становлюсь, тем строже должна следить за фигурой.
– Ну, меня такие соображения не останавливают! – хохотнул Ризинау, булькая супом.
Залепив гримасу отвращения вежливой улыбкой, Савин посмотрела, как он хлебает из своей тарелки, словно боров из корыта.
– Вам очень повезло.
И очень не повезло всем, кто оказался поблизости.
Мэр города лорд Пармгальт, кажется, был готов вот-вот задремать. Госпожа Валлимир усиленно не замечала, как он сползает в ее сторону с неминуемой опасностью закончить движение на ее коленях. Поток воздуха от ее веера отклеил несколько седых прядей от его лысой макушки, и теперь они парили в воздухе над его головой, поднявшись на удивительную высоту. В десятый раз за вечер Савин пожалела, что не осталась в Адуе. Лежала бы сейчас где-нибудь у себя дома, свернувшись в полный боли клубок, задернув шторы и изрыгая поток непристойных ругательств. Но нет, она не будет рабой у своей тиранической матки! Бизнес прежде всего. Бизнес всегда прежде всего.
