Отец Рикке беспокойно скреб свою серебристую щетину, вокруг толпились его военные вожди. Черствый, как обычно, выглядел озабоченным. Красная Шляпа, как обычно, выглядел мрачным. Оксель, как обычно, беспокойно поглядывал вбок, словно рыцарь-герольд был чужой овцой, которую он подумывал украсть. А Трясучка просто выглядел как обычно, что, вероятно, вселяло наибольшую тревогу среди этой компании.
Фактически, наименее озабоченным выглядел кузнец, владелец помещения, который всего лишь сердился на то, что ему пришлось прекратить работу ради того, чтобы кучка глупцов могла спорить друг с другом под его протекающей крышей. Но такова уж война: мерзкое занятие, в котором лучше всего приходится плохим людям. Рикке не могла взять в толк, почему людям так нравится слагать песни о великих воинах. Почему бы не петь о действительно хороших людях – рыбаках, пекарях, кровельщиках и всех прочих, кто и вправду делает мир лучше, а не наваливает вокруг себя груды трупов и не поджигает все вокруг? Разве это то поведение, которое следует поощрять?
– Мир полон загадок, это точно, – пробормотала она себе под нос, передвигая катышек чагги из одного уголка рта в другой.
– Госпожа губернаторша! – прогремел рыцарь-герольд, оглушительно громко в таком тесном пространстве, низко кланяясь и едва не выколов Трясучке последний глаз одним из крылышек на своем шлеме. – Послание от его августейшего величества!
И он раскрыл свою сумку, вытащил оттуда свиток и повел плечом, расталкивая взопревшую толпу, чтобы эффектным жестом вручить его леди Финри.
В наступившей тишине Финри дан Брок сломала большую красную печать и начала читать с каменным лицом, на котором не отражалось ничего. Рикке знала буквы – выучилась этому дерьму с немалыми мучениями на протяжении ужасного года, проведенного ею в Остенгорме. Но сейчас ей не удавалось разобрать ни строчки, настолько витиеватым и полным росчерков был почерк.
– Ну? – нетерпеливо спросил Лео. Его голос прозвучал неожиданно резко среди затаивших дыхание людей.
– Принц Орсо уже прибыл? – прорычал Мустред. Или Кленшер.
– Нет, – отозвалась губернаторша, продолжая читать.
– Скажите по крайней мере, что он уже выступил! – прорычал Кленшер. Или, может быть, Мустред.
– Не выступил. – Леди-губернаторша подняла голову, сосредоточенно сжимая и разжимая челюсти. – И не выступит.
Она передала письмо Лео, впервые заметив, что его рубашка не застегнута и болтается навыпуск, затем, хмурясь, перевела взгляд на Рикке, чья рубашка, тоже незаправленная, хоть и была застегнута, но ни одна пуговица так и не сумела попасть в нужную петлю.
Рикке уставилась в пол, прикусив свой катышек чагги и чувствуя, как у нее горит лицо. Леди Финри часто говорила о необходимости выковать более прочные связи между Союзом и Севером, но вряд ли она при этом имела в виду, что Рикке должна трахаться с ее собственным сыном.
– В Вальбеке произошел крупный мятеж, – проскрежетала мать Лео. – Ломатели захватили город. Есть опасения, что это может вылиться в восстание по всей стране.
Взгляд Лео скользнул по бумаге.
– Кронпринца с войсками послали отбить город. Даже если он преуспеет в этом… он не сможет прибыть сюда еще по меньшей мере месяц!
В маленькой кузнице снова воцарилось молчание, прерываемое только стуком капель по крыше и журчанием струек, сливающихся в подставленное ведро. Молчание, в котором каждый из присутствующих взвешивал, что это может означать. Затем все одновременно принялись кричать.
– Во имя мертвых, – прошептал Черствый, дергая себя за редкие седые волосы.
– Гребаный Союз! – презрительно фыркнул Оксель. – Я тебе говорил, глупо им доверять!
– И что? – насмешливо откликнулся Красная Шляпа. – Ты предпочитаешь встать на колени перед Черным Кальдером?
Трясучка просто стоял и выглядел как обычно, что вселяло достаточную тревогу. Отец Рикке потер переносицу и устало промычал.
– И вот ради этого Инглию практически разорили налогами? – вопросил, дымясь от гнева, Мустред – или, может быть, Кленшер.
– Какой смысл в короле, который, черт побери, не может защитить собственную страну? – проревел Кленшер. Или Мустред.
– Это отвратительно! Возмутительно! Неслыханно!..
– Господа, прошу вас! – Леди Финри подняла вверх ладони, пытаясь утихомирить тех, кто не желал быть успокоенными. – Этим вы ничему не поможете!
Единственным, кто выглядел довольным среди всех них, был Молодой Лев. Его улыбка расплывалась все шире и шире по мере того, как до него доходило значение случившегося.
– Похоже, нам придется выручать себя самим, – проговорила Рикке, надув щеки.
В зеркале
Скейл Железнорукий, король Севера, по меньшей мере на двадцать лет пережил свой расцвет.
Некогда он был великим воином, но потом потерял в бою руку, и ему приделали на обрубок железную. Некогда он был великим военным вождем, но теперь был рад следовать позади войска и питаться объедками. Ел он неряшливо, поскольку помимо руки у него не хватало двух передних зубов. Клевер помнил его еще в те времена, когда он возвышался, словно башня из мускулов. Теперь он был скорее горой жира – бледные брылья выпирали над меховым воротником, из усеянной каплями пота лысины торчал хохолок седых волос, борода сально поблескивала, на раздувшихся щеках краснели прожилки. Две тощие как смерть девчонки увивались возле его локтей, отягощенные блюдом и кувшином, а также самой трудной работой во всем Севере – следить, чтобы у их короля никогда не кончался эль.
Справа от него собралась группа старых воинов, доспехи которых ярко блестели, но имена давно поблекли. Скейл называл их своими ближайшими Названными, своей королевской свитой, своими телохранителями. На самом деле их основной задачей было напоминать ему о старых победах и убеждать в том, что он по-прежнему тот же, что был прежде, когда его брюхо было вдвое меньше, а руки вдвое крепче, невзирая на очевидные свидетельства обратного.
В очаге пылали высоко наваленные бревна, за столами теснились воины, в пиршественном зале украденного замка было жарко, как в кузнице, и шумно, как на поле битвы; женщины ругались и лягались, пропихиваясь сквозь давку с блюдами, полными мяса. Клевер сидел рядом с Чудесницей за столом Кальдера Черного, в тени, подальше от огня. Здесь было меньше золотого блеска, меньше смеха и меньше эля, зато гораздо больше могущества. Хотя королевская цепь и висела на шее Скейла Железнорукого, все серьезные люди знали, что решения за короля принимает его брат.
Впрочем, сегодня у Кальдера за столом сидел странный гость. Небольшого роста человек в поношенной дорожной одежде, у которого не было никакого оружия, кроме посоха, который он прислонил рядом с собой к стене. В этом зале, щетинящемся клинками, это выглядело не менее странно, чем курица, играющая среди лисиц. Клеверу доводилось видеть, как Кальдер привечает самых разных гостей – необычных, самодовольных, величественных, стирийцев и людей из Союза; даже темнокожие южане оказывались втянуты в его паучью сеть интриг. Однако еще никогда он не видел, чтобы тот относился к кому-либо с таким почтением, как к этому ничем не примечательному, ничем не вооруженному человечку.
