Теперь у меня появилось много времени для размышлений, и я поняла, что на самом деле никогда не могла бы по-настоящему полюбить Питера Лэнсдона. Было в нем что-то, отталкивавшее меня, какой-то элемент скрытности. Возможно, кого-то это заинтриговало, но у меня оставался в душе только неприятный осадок. Возможно, я сравнивала его с Эдвардом — настолько открытым, искренним, честным, что по сравнению с ним все остальные мужчины казались лицемерами.
На следующий день я навестила Амарилис. Внешние признаки беременности уже стали заметны. Она должна была родить в августе, а Елене сейчас было уже девять месяцев.
— Как поживаешь, плодоносящая лоза? — спросила я. Она поцеловала меня и сказала, что в последнее время стала чувствовать себя лучше.
— Тяжелее всего три первых месяца, — она.
— Тебе, конечно, видней, — сказала я. — Похоже, ты приобретешь большой опыт в этих делах!
— Что ж, следует мириться с некоторыми неприятными ощущениями, зато как чудесно, когда ребенок появляется на свет!
Она задумчиво поглядела на меня:
— Я часто думаю о тебе…
— Ну, теперь у тебя появятся более интересные темы для размышлений!
— Я… немножко беспокоюсь.
— За меня?
— Я понимаю, что Эдвард очень милый человек, но жизнь… Моя мать говорит…
— Хватит об этом. Со мной все в порядке. Я живу той жизнью, которую избрала сама! Вчера я виделась с Питером.
— Да? — она бросила на меня быстрый взгляд.
— Мы немножко поболтали.
— Он рассказывал мне. Джессика…
Я почувствовала, что она собирается произнести очередную тираду с извинениями, поскольку ей было все еще не по себе из-за брака с Питером. Она думала, как и многие другие, что он интересовался мной, и я была уверена в том, что его предложение застало ее врасплох. Я была уже по горло сыта переживаниями из-за того, что именно я чувствую, и их беспокойством по поводу того, что вышла замуж за инвалида. Я перевела разговор на другую тему:
— Полагаю, Питер очень рад, что у вас будет еще ребенок?
— О да, он хочет мальчика!
— Мужчины всегда хотят мальчиков! Просто удивляюсь, почему они сразу не выбрасывают новорожденных девочек на улицу и не дают им замерзнуть до смерти? Ах, эти никому не нужные бедняжки!
— Джессика, перестань молоть чепуху! Он обожает Елену, как и все мы. Сама мысль о том, что он смог бы причинить ей какой-то вред… — она передернула плечами.
— Да меня просто раздражают эти навязчивые мысли о мальчиках! Мой отец точно такой же, а если припомнить, что он всегда предпочитал женское общество… мужскому, то просто хочется смеяться!
— Ну, ты всегда очень серьезно относилась к таким вещам! Эдвард тоже серьезный человек. Мне кажется, у вас с ним хорошие отношения.
— Мы понимаем друг друга. А ты с Питером?.. Очень уж вы не похожи!
— Влечение противоположностей!
— Понимаю… — глядя в ее искреннее открытое лицо, я чувствовала, что дело действительно в этом.
Это произошло позже, когда я была в комнате Эдварда, а Джеймс подбрасывал дрова в камин. Начинал дуть холодный ветер.
— Этого следовало ожидать, — сказал Эдвард. — На дворе еще март, и зима еще не раз напомнит о себе до наступления настоящей весны.
Дрова занялись, и Джеймс повернулся ко мне.
— Не достать ли вам шахматную доску? — спросил он. — Вчера вы не доиграли интересную партию!
Эдвард обрадовался:
— Думаю, дорогая, я здорово прижал тебя! Я сделал бы мат в два хода, если бы…
— Если бы! — сказал Джеймс В этом-то и дело! Миссис Баррингтон всегда отчаянно дерется, попав в сложное положение.
— Думаю, ты прав, — согласился Эдвард. — Сколько раз я уже предвкушал близкую победу, которая, казалось, была у меня в руках, но в последний момент Джессике всегда удавалось перехитрить меня.
— Спасибо тебе, Джеймс, — ответила я. — Я рада, что вы оба признаете, что у меня несгибаемая натура.
Джеймс установил столик и поставил на него шахматную доску.
— Ну вот, — сказал он, — все точно так, как было в разгар вашей страшной битвы!
Мы сосредоточились на шахматах, а Джеймс, понаблюдав некоторое время за нами, вышел.
Минут через десять он просто ворвался в комнату, и было ясно, что у него какие-то ошеломляющие новости.
— В чем дело? — воскликнул Эдвард.
— Мистер Джонатан только что приехал из Эверсли с важным сообщением. Сейчас он поднимется к вам. Наполеон бежал с Эльбы!
Итак, эйфория последних месяцев пропала в один миг. Исчезнувший было страх вновь вселился в нас. Льву удалось бежать из клетки! Он вновь готовился к прыжку все только и говорили об этом побеге, спрашивая, что же теперь будет? Неужели все начнется сначала? Неужели мы вновь будем втянуты в войну?
Больше всех была обеспокоена моя мать. Визит в Бургундию был еще свеж в ее памяти. Она строила планы приглашения Шарло с семьей к нам и нашей поездки летом в Бургундию. А теперь этот мерзавец сбежал и готовился начать все сначала.
Мы с Эдвардом часто бывали в Эверсли. Говорили здесь много, но все о Наполеоне и том, какое в связи с этим ожидает нас будущее.
Дэвид смотрел на события спокойнее других. У моего отца был холерический темперамент, а его ненависть к французам не позволяла ему рассуждать хладнокровно. Джонатан вообще довольно равнодушно относился к этим событиям. Питера больше всего заботило, каким образом все это отразится на его делах. Так что с наибольшим вниманием я прислушивалась именно к Дэвиду. Часто после обеда мы подолгу засиживались за столом, пускаясь в долгие разговоры. Дэвид сказал:
— Наполеон — идол для Франции, и временное поражение не может изменить этого факта! Французы никогда не относились к королю благосклонно, и того, что после возвращения своего героя они свергнут короля, следовало ожидать!
— Я слышал, вся Франция приветствует возвращение Наполеона! — воскликнул отец. — Дураки! Они что, хотят войны? Жаждут новых завоеваний?
— Ну разумеется, — заметил Джонатан. — Кто же откажется от новых завоеваний?
— Они не приносят ничего хорошего народу, — продолжал отец. — Французы радуются тому, что восстановили свою непобедимую армию! Им нравится думать, что вся Европа под властью Наполеона!
— Ну да, он же делал королей и правителей из членов своей семьи, — добавила мать. — Причем независимо от их достоинств!
— Это, конечно, слабость, — согласился Дэвид. — Причем именно та, к которой склонно большинство людей. Но давайте смотреть в лицо фактам: реставрация Бурбонов была непопулярна, Людовик настроил против себя армию, назначив на высокие посты эмигрантов, которые совсем недавно дрались рука об руку с союзниками против Франции.
