К ним подошли Гарольд и Далтон. Далтон опустился на колени перед Дэйзи:
– Когда тебя завалило обломками во время урагана, помнишь, что ты мне сказала?
– Да. Вытащи меня всей своей физической силой и всей силой своей любви. Пусть даже это любовь не ко мне.
Далтон сглотнул, его глаза затуманились, губы сжались в линию.
– Это была любовь к тебе, Дэйзи. Я пришел в ужас от того, что мы можем потерять тебя. Я не хотел снова… – Голос сорвался, и ему пришлось несколько раз глубоко вдохнуть. – Я не хотел снова терять близких.
Гарольд положил Дэйзи руки на плечи:
– Пойдем, девочка. Пора домой. Всем нам.
Чарити посмотрела дяде в лицо:
– Дэйзи права. Не бывает образцовых семей. Иногда то, что случилось в прошлом, нужно там и оставить.
– Но… – У него потемнели глаза.
Чарити обошла скамью и приблизилась к нему:
– Да, Гарольд, оставить в прошлом. Ты и так бо́льшую часть жизни расплачивался за свои ошибки. Пора начать с чистого листа.
Он прикрыл рот высохшей рукой, но не смог сдержать чувства. Чарити крепко сжала его плечи.
– С чистого листа. Нам обоим.
– Это больше, чем я заслужил. – Его голос надломился.
– Нет, – покачала головой Чарити. – Это как раз то, что ты заслужил.
Они взяли вещи Дэйзи и поехали домой. Мерный рокот мотора будил ночное эхо. Но когда машина уже повернула к дому, в небе заполыхало оранжевое зарево.
Сначала Чарити решила, что это обман зрения, но когда они подъехали ближе и разглядели столб дыма, который поначалу приняли за низкое облако, у нее кровь застыла в жилах.
– Горит в саду! – Далтон схватил Чарити за руку.
Говорят, ничто так не оживляет пейзаж, как пылающий костер. Золотисто-желтые отблески пламени плясали на волнах, подсвечивали окрестности и языками тянулись во все стороны. Зрелище было одновременно пугающим и притягательным, подобно необузданной страсти. Золотистые угольки крошечными капельками падали на землю, как слезы.
* * *
Далтон резко затормозил, они выскочили из машины и бросились в сад. Ива стояла, вся охваченная пламенем. Эллен держала в руках садовый шланг, направляя струю воды на горящую крону дерева. Вода мгновенно превращалась в клубы пара.
– Мама!
Эллен обернулась. Ее лицо и одежда были покрыты копотью, из-под разорванного платья виднелись босые, почерневшие от сажи ноги.
– Я не знаю, как это случилось!
Далтон схватил ее и оттащил от дерева в тот самый момент, когда на землю рухнула огромная тяжелая ветка. Во все стороны полетели искры. Волна жара – как будто открыли дверцу печи – ударила Чарити в лицо. Как только ветка упала, Эллен бросилась вперед, снова схватила шланг и принялась поливать крону дерева, к тому времени практически уничтоженную. Огонь пожирал вершину, пронзая ночное небо. Одна или две ветви, оставшиеся неповрежденными, вряд ли могли выжить, да и их готово было поглотить пламя. Ствол дерева дымился, из трещин в коре вырывались темные струйки.
– Дерево погибло, – прошептала Чарити. То самое невероятное дерево, которое брало на себя чужое бремя и исцеляло разбитые сердца. Дерево, к которому она и близко не подходила, потому что просто не могла. И теперь оно погибло.
Тем временем Эллен продвигалась все ближе и ближе к тлеющему стволу, продолжая заливать из шланга оставшиеся языки пламени. Напрасно. Ива не переживет этот пожар. Чарити посмотрела на ноги матери. Эллен стояла прямо на горящем суку. Чарити окликнула ее, но мать в ответ только подняла шланг выше и направила струю воды на верхнюю часть ствола. На подол ее платья попала раскаленная искра, и ткань быстро воспламенилась.
– Мама! – Чарити бросилась к Эллен, опрокинула на землю и навалилась на нее. Огонь лизнул ладони, все ее существо завопило «беги!», но она завернула края платья и хлопала по ним руками, пока языки пламени не угасли. Синтетическая материя расплавилась и протекла на ногу Эллен. А Эллен лежала неподвижно, хотя горючие капли разъедали кожу.
Теперь Чарити беспокоил рассудок матери – та не реагировала на сжигающую ее плоть раскаленную синтетику, только широко раскрыла глаза. Лицо было испачкано сажей и блестело от пота.
– Это я виновата! – твердила она снова и снова, будто признание могло вернуть дерево к жизни. – Я ее подожгла!
Чарити пыталась удержать дрожащие руки матери. Казалось, Эллен сама сейчас вспыхнет. С каждым вздохом она все больше впадала в безумие.
– Чарити, это сделала я!
– Мама, тебе нужно успокоиться.
Эллен, явно не в себе, босиком ходила по горящим ветвям; наступила на сук и не сдвинулась, пока подол платья не загорелся от искры.
– Чарити, это сделала я! – Глаза Эллен превратились в темные бездонные озера, полные раскаяния.
– Мама, послушай, ты ни при чем. Это случайность.
Эллен с горечью рассмеялась. Чарити видела перед собой жалкое подобие женщины, которой мать была до пожара, видела безумие в ее глазах. Чарити никогда не общалась с душевнобольными, однако невольно подумала, что настолько испуганный взгляд мог быть только у потерявших рассудок.
Она перевела взгляд на иву, которая приносила удачу не одному поколению жителей острова. Люди долгие годы хранили тайну дерева. В голове эхом прозвучали слова Гарольда: «Я разрушил все, что мне дорого». Может быть, это их семейное проклятие? Пока Чарити не приехала на остров в надежде начать жизнь с чистого листа и влиться в местное сообщество, плакучая ива процветала. И вот она погибла. Навсегда. Теперь Чарити ненавидела каждое свое злое слово в адрес дерева. Когда-то она собиралась выкорчевать его, а сейчас чувствовала, будто лишилась члена семьи. И она не позволит, чтобы эта ночь забрала у нее еще кого-то.
По-прежнему лежа на земле, Чарити обхватила руками лицо матери.
– Послушай меня.
Эллен так и лежала, зажмурив глаза, даже головы не подняла.
– Мама!
Глаза матери приоткрылись.
– Это я устроила пожар, Чарити. Я воткнула окурок между ветвями.
Воздух разом вышел из легких. Чарити окаменела. Что же получается? Мама умышленно подожгла дерево?
– Ладно, это всего лишь дерево. – Чарити бросила взгляд на ствол, будто оправдываясь. Тлеющие ветви наблюдали за происходящим. – Мама, преднамеренно ты подожгла иву или нет, но я тебя прощаю. – Наверное, с таким трудом ей в жизни не приходилось говорить. И все же она сделала выбор и встала на сторону матери, сознавая, что город может ополчиться на них обеих. Если Чарити представит себя жертвой, то, может быть, ей простят случившееся. Если же она поддержит мать, на прощение не стоит и рассчитывать. В этом она не сомневалась, потому что погибло дерево, которое для жителей острова было магическим. А хранителем дерева являлась именно Чарити, и ее задачей было защищать иву. Тем не менее сейчас в ней нуждалась мать, а не город и не дерево.
