Он был полным хозяином в доме. Его волосы были почти седыми, но выглядел он очень привлекательно. Главной чертой его внешности была постоянная скрытая улыбка, как будто жизнь очень забавляла его, поскольку он давным-давно разобрался во всех ее секретах. Я была уверена в том, что это именно так.
«Серый кардинал»… Да, в этом не могло быть сомнений. Каким бы знаменитым политиком ни был Мэтью, он считал тестя своим наставником. Мэтью успел сделать очень многое с тех пор, как вернулся из Австралии: например, написал книгу про каторгу и каторжников, которая стала классикой, главной книгой по этому вопросу. Каторга все еще существовала, а значит, существовали и те самые позорные трюмы, в которых содержали перевозимых заключенных. И условия, царящие в тюрьмах, все еще были ужасными. Мэтью привлек внимание общества к этим вопросам, и тема каторги была у всех на устах. Очень многие разделяли взгляды Мэтью, считая, что следует отменить каторгу, и, похоже, в скором времени это должно было произойти. Кроме того, Мэтью написал книгу о детях-трубочистах и о труде на шахтах. Мэтью был реформатором по природе. Это значило, что он был весьма уважаемым членом парламента, которого любили избиратели, ценили лидеры партии, уверенные в том, что он займет министерский пост, когда партия придет к власти.
Мне разрешили сидеть за столом вместе со всей семьей.
— Я хочу, чтобы Анжелет сидела рядом со мной, — объявил дядя Питер.
Он умел быть очаровательным и ухаживать за женщинами. Неудивительно, что такие существа, как я, восхищались им.
Разговор, в основном, вел он. Похоже, что дядя Питер, как говорит поговорка, «умел держать пальцы сразу в нескольких пирогах». В то время я не имела понятия, в чем конкретно состоят его деловые интересы, но знала, что они были доходны и сделали его очень богатым человеком. Позже я узнала, что он владел несколькими клубами с весьма сомнительной репутацией, но, с его точки зрения, он служил обществу: эти клубы удерживали людей от совершения судебно-наказуемых поступков, которые могли бы повредить обществу, и таким образом оказывал стране огромную услугу. Амарилис полностью верила в это, хотя в свое время его деяния вызвали огромный скандал, из-за чего он потерял место в парламенте. Ему пришлось пойти на компромисс, уйдя от активного участия в политической жизни и ограничиваясь направлением деятельности Мэтью в выгодное, по его мнению, русло. Я считала Мэтью марионеткой, а дядю Питера — его кукловодом. Мэтью был не единственным человеком, которым он манипулировал. Я была уверена в том, что множество людей делает то, что считает нужным дядя Питер. Но я была очень довольна и ощущала себя очень важной персоной, поскольку именно меня он избрал своей соседкой.
Разговор шел о глупости Джона Рассела, который был премьер-министром и членом партии вигов. Поскольку дядя Питер состоял в партии тори, он не мог не относиться с презрением к «маленькому Джону», как он называл премьер-министра.
Подробно обсуждалась выставка.
— Наверное, тебе не терпится увидеть ее открытие, не так ли, Анжелет? — спросил он, повернувшись ко мне.
Я кивнула.
— Это действительно будет историческое событие, которое ты запомнишь на всю жизнь!
— Насколько я знаю, открывать выставку будет королева? — спросила моя мать.
— Ну, конечно же, наше маленькое величество прямо-таки носится с этой идеей!
А почему? Потому что это замысел Альберта, стало быть, в ее глазах это просто совершенство!
— Правда ведь, чудесно видеть такую счастливую пару? — сказала тетя Амарилис. — Они — прекрасный пример для всей нации!
Полагаю, моя дорогая, временами у них случаются и шторма, — сказал дядя Питер, — но, насколько мне известно, Альберт как нельзя лучше умеет увернуться от такого рода сложностей, что говорит о его мудрости… или, может быть, о его милой внешности.
— Ах, Питер! — воскликнула тетушка Амарилис, наполовину восхищенно, наполовину осуждающе.
— По крайней мере, — вставил Мэтью, — проект близится к завершению и, судя по всему, получается неплохо.
— Маленький Джон постарается сделать все, чтобы вызвать осложнения, — сказал дядя Питер. — Что он там еще выдумал, Мэтью?
— Он хочет устроить салют из пушек в Сент-Джеймс-парке. Он говорит, что, если пушки будут стрелять в Гайд-Парке, в павильоне могут вылететь все стекла.
— А они не вылетят? — спросила моя мать.
— Конечно, нет! — заявил дядя Питер. — Просто он хочет поучаствовать в событии и доставить кое-какие неприятности.
— Полагаю, Альберт собирается выступить против него, — сказал Мэтью.
— А что, если стекла действительно вылетят? — спросила я.
— Милая моя Анжелет, — сказал дядя Питер, улыбнувшись мне, — в таком случае выяснится, что Альберт ошибался, а Маленький Джон был прав.
— А это не рискованно?
Он пожал плечами.
— Я не думаю, что Альберт пойдет на уступки в этом вопросе.
Ну-ну, не бойся, я думаю, ничего там не произойдет, и Хрустальный дворец останется цел. А если окажется, что я не прав, ну что ж, тогда я скажу «аи-аи-аи!»
— Мне кажется довольно глупым идти на такой риск, — сказала я. — Будет ужасно, если все пойдет прахом из-за такой мелочи.
— Жизнь, милое дитя, всегда содержит элемент риска!
Иногда бывает даже выгодно пойти на риск. Если принц уступит в этом вопросе, у Маленького Джона появятся новые амбиции. Альберт не может признать свою ошибку, и поэтому он пойдет на риск.
Я замолчала, обдумывая сказанное, и заметила, что дядя Питер с любопытством поглядывает на меня.
Он продолжал рассказывать о волшебной выставке, о том, что принц задумал ее как праздник труда и мира. Для нации лучше укреплять дружбу, демонстрируя свои технические достижения, чем сталкиваться на поле битвы. Искусство и коммерция должны идти рука об руку.
* * *
Настал великий день. Нам очень повезло, и мы сумели попасть на церемонию открытия. Впервые в жизни я увидела нашу королеву. Она выглядела просто великолепно в одежде розового и серебряного цветов. На груди у нее была лента ордена Подвязки, а на голове — небольшая корона, в которой сверкал алмаз Кохинор. У меня просто дух захватило: никогда в жизни я не видела такого великолепного зрелища! Я с радостью присоединилась к хору восторженных криков, которыми встретили прибытие королевы. Над головой у нее развевались перья, каким-то образом прикрепленные к короне. Она казалась очень гордой, счастливой и совершенно царственной — в общем, такой, какой и должна быть королева.
Это был прекрасный день. Он оправдал все мои ожидания. Играла прекрасная музыка. Мне очень понравился хор. Королева с супругом сидели под сине-золотым балдахином на королевском помосте. Я не могла оторвать от нее глаз. Мысленно я присутствовала там, я была Викторией — верной женой, мудрой матерью, великой королевой, примером для всей нации! Я была полностью удовлетворена.
