Вера жалко улыбнулась и извиняющимся тоном проговорила:
– Ген, ну прости, прости ради бога! Жара такая… Нервы, да. Я так долго этого ждала, а тут расклеилась, Геночка. Растерялась. Ты же знаешь, как я не люблю все эти сборища! Да и жара, – жалобно повторила она, – и столько бессонных ночей.
– О чем ты, родная моя? – Геннадий Павлович облегченно выдохнул. – Уф, Веруша! А я уже испугался, что тебе нездоровится. Точно ничего не болит? – он снова с тревогой вглядывался в ее лицо. – Ты меня не обманываешь?
– Не болит, не болит, – рассмеялась наконец пришедшая в себя Вера. – Честное слово, ничего не болит! Пойдем скорее. Все уже там.
– Да, да, конечно! – растерянно пробормотал Геннадий Павлович, все еще с тревогой поглядывая на бледное и измученное лицо жены. – С тобой правда все в порядке?
Овальный зеркальный зал был роскошен. На столах, покрытых нежно-апельсиновыми скатертями, стояли вазоны с остроносыми, похожими на экзотических птиц, стрелициями и низенькие, почти плоские вазы с ярко-красными, нежно-желтыми и оранжевыми настурциями и ноготками. На полу, в широких, высоких вазонах были расставлены необыкновенного цвета мелкие розы – персиковые, чайные, кремовые. «Интересный дизайнерский ход, – подумала Вера, – соединить стрелиции и ноготки. Но почему розы, королевы цветов, на полу, а не на столах?»
Повсюду слышался шепот – гости заканчивали рассаживаться. Пахло дорогим парфюмом, свежими розами, теплыми булочками, аккуратно прикрытыми полотняными накрахмаленными салфетками, свежим огурцом и еще – уверенностью и богатством.
Увидев родителей, Вадим заулыбался и помахал рукой – родительский стол стоял по правую руку от стола молодых, и за ним уже сидел симпатичный немолодой седой бородатый мужчина. Отец Лидии, сват, догадалась Вера. Ну вот и познакомимся. «Приятное лицо, – подумала Вера. – Приятное и вполне интеллигентное».
Стрельцовы подошли к своему столу, представились новому родственнику, и Вера отметила, что он очень смущен. «Все понятно, – решила она. – Обалдел от роскоши, решил, что попал в круг нуворишей, чувствует себя не в своей тарелке, и я его понимаю. Я давно к такому привыкла, а вот в своей тарелке так и не оказалась».
Ей захотелось ободрить нового родственника, дотронуться до его крупной рабочей руки, шепнуть что-то легкое, остроумное, ненавязчивое – словом, поддержать.
Но рядом со сватом сел муж, и Вера оказалась по другую сторону стола. Ну да бог с ним, все взрослые люди.
«А Томки все нет, – расстроенно подумала Вера. – Выходит, не приедет моя подружка. И бесполезно искать причину, я уже научилась не обижаться. И Евгеша не приедет: сегодня у нее важнейшее событие – приезжают сын и внук из Баку. Как долго она ждала этого дня! Но, слава богу, дождалась! Просто жаль, что так все совпало. И некому меня поддержать и ободрить, разделить все волнения и радости».
Вера уселась поудобнее, расправила складки платья и посмотрела по сторонам. Вдруг ударило в голову: «А если Красовского посадят за этот стол? А почему нет? – У нее задрожали руки. – Нет, невозможно, чтобы испортился такой долгожданный праздник! Ах, Вадик, Вадик! Как я тебя умоляла!»
Но, к счастью, кроме запыхавшейся, красной Тамарки, влетевшей в зал, как ракета, за их стол никого не посадили.
– Ну и дорожка, – прошептала подруга, обмахиваясь салфеткой, как веером. – Думала, никогда не доберусь! Три часа, прикинь, Вер? Ну вы и придумали – за город ехать.
Вера счастливо улыбалась и гладила Томку по руке.
«Как хорошо, что здесь Томка! – думала Вера. – И как хорошо, что Красовскому хватило ума сесть в другом месте, не портить нам с Геннадием праздник. Наш праздник, не его».
Слово взял ведущий, стройный, импозантный мужчина лет сорока, больше похожий на американского сенатора. Одет он был в голубой смокинг с алым шелковым поясом. «Опознавательный знак, – усмехнулась Вера, – чтобы отличать его от остальных гостей».
«Сенатор» объявил торжество открытым. Вера почти не слышала, что он говорит, – напряженно вглядывалась в зал, пытаясь обнаружить бывшего мужа.
Для чего? Да только для того, чтобы обезопасить себя! Если бы можно было загадать золотой рыбке всего одно желание, Вера попросила бы ее об одном: чтобы ни разу – ни разу! – ни специально, ни случайно, ни на минуту, ни на полминуты не столкнуться с Красовским.
Но она, к великому облегчению, так его и не увидела.
А свадьба шла своим чередом. Официанты разносили изысканные закуски, оркестр играл, точнее наигрывал, что-то легкое и знакомое, совсем ненавязчивое, но Вера никак не могла вспомнить мелодию, ведущий что-то говорил, а гости, благодаря заранее составленному списку, произносили тосты.
Вера нервничала – ей предстояло произнести речь. Готовилась она долго, писала по ночам, исправляла, дополняла, старалась избежать банальностей. Учила наизусть. Для нее это было непросто – выступать перед публикой она не любила, да и не умела. От вида полного зала впадала в ступор, немела. Но здесь отступать было некуда.
Она ничего не ела, и расстроенный и встревоженный муж снова заглядывал ей в глаза, брал ее за руку, шептал что-то на ухо и волновался. Вера отмахивалась, раздражалась и пыталась натянуть искреннюю улыбку. Получалось, видимо, плоховато.
Отец Лидии поглядывал на нее с интересом и, как ей показалось, с сочувствием – кажется, он уловил ее тревожность и напряжение.
Перед танцем молодоженов ей наконец дали слово.
Вера встала, машинально одернула платье, машинально провела рукой по волосам и взяла микрофон.
Как ни странно, речь ее получилась гладкой, почти без помех, все-таки она умела взять себя в руки. Споткнулась она на единственной фразе: «Мы с твоим отцом». В эту минуту она обернулась на Геннадия Павловича, ища у него поддержки. Он все понял мгновенно, кивнул, взял ее за руку, встал рядом и, осторожно взяв у нее микрофон, поцеловал ее и поблагодарил за сына.
Гости зааплодировали.
Вера улыбнулась, поцеловала мужа и села на свое место.
Все, все – все прошло! Она сумела, справилась с волнением. У нее получилось почти без запинок. И Геночка, умница, понял все моментально и в который раз спас ее, спас!
Веру отпустило, и она выпила разом бокал вина, поймав на себе удивленный взгляд отца Лидии, которого, как выяснилось, звали пышно и непривычно – Михаил Иссидорович.
Вера съела крохотный пирожок, и он оказался нежнейшим и невообразимо вкусным. Она почувствовала, что очень проголодалась, и попросила мужа положить ей и салат из крабов, и тарталетку с икрой, и еще парочку пирожков. Наплевать на фигуру!
Молодые закружились в вальсе под дивную музыку Доги.
Вера взяла мужа за руку и, не отрываясь, смотрела в зал, где кружились молодые, ее сын и его жена.
«Счастье, – подумала она. – Вот оно, счастье! Я попробую ее принять всем сердцем, полюбить, стать ей подругой. И отец у нее вполне милый, робкий и немного смешной. Но симпатичный уж точно».
