— Что тебе нужно? — раздражаюсь, потому что его наглые движения и внутренняя самоуверенность по меньшей мере злят.
Потому что лично я больше не уверена в своих действиях и поступках. Потому что запуталась и не могу понять кто здесь враг, а кто друг. И почему-то сердце мне подсказывает, что Киту доставляет истинное удовольствие загонять меня в угол и морально истязать зная, что я давно у него на крючке.
Кит все же останавливается в двадцати дюймах от меня и складывает руки на груди окидывая меня взглядом победителя. Его молчание пугает, и я решаю не идти против шерсти.
— Послушай, Кит. Та ночь, которую мы провели вместе… Боже, что я несу, — закрываю пылающее лицо ладонями и истерично смеюсь. — Послушай, я тебя прошу, давай сделаем так, словно мы не были до этого знакомы? — убираю руки от лица и замечаю, как чернеют зрачки у Никиты. — Ты меня не знаешь, я тебя тоже — все счастливы и довольны.
— Ты тоже счастлива? — усмехается Белов.
— Это не имеет никакого значения, Кит. Просто… войди в мое положение, прошу.
Никита опирает руку о стену и нависает надо мной. Так близко и тесно, что кажется запах его парфюма остается и на моей коже тоже.
— Думаешь я упущу возможность позлить «обожаемого» дядю?
— Что? — от волшебства нашей близости не остается и следа. — Никита, я не думала, что ты способен на такое…
Пытаюсь заглянуть ему в глаза и рассмотреть то, что видела в нем буквально несколько дней назад — заинтересованность, желание, симпатию, но Кит отводит взгляд в сторону и делает вид что рассматривает витиеватую фигуру на кафельной плитке.
— Я говорил тебе, что не самый хороший парень. Но ты меня не послушала.
В уборную начинают настойчиво и громко стучать. Я вздрагиваю, потому что думаю о необратимом — о том, что Шон все это время подслушивал наш разговор под дверью и сейчас начнется самое страшное.
— Кричи, — невозмутимо говорит Кит.
— Не поняла?
— Что непонятного? Я сказал — кричи. Громко.
Я почему-то слушаюсь его и открываю рот издавая громкий крик. Кит в это время открывает защелку и еще раз окинув меня почти равнодушным взглядом уходит, оправдываясь перед кем-то возле уборной: «Перепутал кабинки».
Выглядит правдоподобно и в груди тут же расплывается тепло по венам. Несмотря на то, что разговор с Китом не был удачным, его последний жест показался мне более чем благородным.
В уборную тут же заходит Софи и закрывает рот ладошкой.
— Что он здесь делает, Мия?
— Он племянник Шона. Это все что я знаю, Софи.
Обессиленно опускаюсь на корточки сползая по стене прямо в свадебном платье. У меня просто иссякли силы, словно кто-то специально взял и высосал их из меня.
Кажется, что я погрязла в самом темном болоте, которое только существует. Погрязла в собственных ошибках. Заблудилась. Тону.
— Шон сказал, что репетиция окончена и ты можешь переодеться в свою обычную одежду и выйти в зал.
— Хорошо, Софи, спасибо.
Приподнимаю платье, переступаю порог уборной и минуя зал прохожу в гримерку. Снимаю надоевшее кремовое платье, стираю остатки макияжа, распускаю прическу, собранную с помощью шпилек. Поскорее напяливаю на себя излюбленные бойфренды, футболку и выхожу в полупустой зал.
Меня тут же окружают свадебные организаторы — Люси и Мелани и что-то трещат над ухом, поздравляя с успешной репетицией. Уточняют детали, делают пометки слушая мои флегматичные ответы на автомате. Я все время наблюдаю за Шоном и пытаюсь понять изменилось ли что-то в его отношении ко мне? Но нет — он так же участливо предлагает свои идеи и кажется не собирается при всех гостях объявлять меня шлюхой.
Кит ушел — я понимаю это по тому, насколько мне становится легче дышать без его присутствия. Окинув взглядом зал понимаю, что я права.
— Мия, нам нужен небольшой аванс, — шепчет над ухом Мелани.
Достаточно тихо, но отчётливо слышно для Шона. Он достает из кармана пиджака увесистый конверт с деньгами и протягивает девушкам. Те щедро благодарят, рассыпаются в комплиментах и пожеланиях и оставляют нас с будущим женихом один на один.
Я не знаю, как буду делить семейное ложе с человеком, к которому я не могу прикасаться без внутренней дрожи. Я думаю об этом постоянно, слишком часто и каждый раз не могу ответить себе на этот вопрос. Наверное, это будет нелегко, а быть может я все еще надеюсь на то, что отец передумает, отменит свадьбу и скажет, что нашел более цивилизованый вариант чтобы заработать деньги.
— Мия, я бы хотел, чтобы ты переехала ко мне на выходных. Дом будет свободным, потому что я улетаю в Бостон. Ты могла бы расположиться и постепенно начать привыкать к роли хозяйки.
— Хорошо, Шон. Как скажешь, — развожу руки в стороны.
— Я хочу, чтобы ты этого хотела, — его яркие пронзительные глаза смотрят на меня испытывающее.
Ежусь от несуществующего холода и смиренно отвечаю:
— Я этого хочу. Я перевезу свои вещи, когда ты скажешь, Шон. На выходных.
— Отлично, Мия. Детали я обсужу с твоим отцом по телефону.
Я отворачиваюсь, чтобы скрыть накатившую волну раздражения. В конце концов этот человек не виноват в том, что мой отец просчитался и погряз в долгах; Шон не виноват, что его будущая жена повела себя как легкодоступная девица и по уши влюбилась в его симпатичного племянника. В конце концов я должна просто смирится с тем, что этот театр абсурда происходит наяву.
Глава 18.
Кит.
Когда в детстве мама перед сном рассказывала мне сказки про Америку и небоскребы я считал, что здесь как минимум живут боги. Недоумевал почему она бросила всё ради любви и укатила в Россию с простым смертным в виде моего отца, задавал вопросы ей и себе. Но она постоянно говорила что-то о всепоглощающей любви к отцу, в существование которой я не верил, но, когда мать умерла остро ощутил недостаток чего-то важного внутри себя. Словно светлая половина меня умерла вместе с ней, оставив только темную половину.
Мы остались с отцом вдвоем. И вечерами без матери нам практически не о чем было поговорить и сказать друг другу. Отец несколько раз обмолвился, что если бы не упертый мамин характер и жадность дядюшки из Америки, то можно было бы взять положенные нашей семье деньги и возможно даже победить злосчастные раковые клетки в её организме.
С тех пор имя Шон Картер ассоциировалось у меня с чем-то невыносимо мерзким и темным. И я стал люто ненавидеть Америку только потому, что гребанный брат мамы родился, вырос и пустил корни именно здесь — на райском побережье Мексиканского залива. А потом оказалось, что перед смертью мама составила завещание, в котором передала свою часть правления компании и банковскую ячейку в Штатах мне. Вот только она была уверена, что компания практически на грани банкротства, а я только утвердился в том, что она ярко процветает.
