Бык пнул здоровенный булыжник.
– Понял, ― сказала я. ― Сматываемся!
Через три секунды мы скрылись за углом.
– Мы теперь богачи! ― смеялась я.
По дороге на станцию мы купили по шаурме. Сытые и довольные, забрались под платформу у последнего вагона, ждали «собаку» ― электричку то есть. Мы с Тотошкой ― зацеперы. Да, это те самые придурки, которые обычно облепляют составы снаружи, как рой мух ― труп. Имбицилы, которые бегают по крышам движущихся поездов, регулярно падают, ломают позвоночники, становятся инвалидами или дохнут, поджариваясь от токоприемников. Так о нас говорят.
Мы познакомились с Тотошкой четыре года назад. Тогда я впервые решила сбежать из дома (об этом расскажу попозже), забралась под платформу в этом самом месте, ждала электричку. Здесь я и встретила Тотошку, который уже полгода, как был зацепером. Так началась наша дружба. Зацепинг стал нашим общим увлечением и даже больше, чем увлечением. Зацепинг для нас был пряной и острой приправой, которая придавала пресному и несъедобному блюду под названием «жизнь в Днище» неповторимый вкус.
Мы услышали стрекот в проводах, и вскоре к станции подъехала эрдвашка. Заглянув в окна заднекабинника и убедившись, что помогалы нет, мы быстро забрались по метельнику. Я встала на сцепку и схватилась за перекладины, Тошка стоял справа от меня. Электричка отъехала. Следующая остановка ― Локотки, до нее ехать аж десять минут.
Перебравшись к левому краю торца вагона, я отклонилась вбок и подставила лицо ветру. Скорость. Ладони, впивающиеся в холодные перекладины. Риск. Запах железа. И пьянящий вкус такой запретной свободы. Воистину прекрасен мир зацепера.
– Погнали на рынок? ― спросила я друга, когда электричка остановилась в Локотках. Тошка кивнул, и мы спрыгнули с зацепа.
Прямо у станции вдоль дороги на грязных картонках широко растянулся блошиный рынок, где продавали всякую всячину: потрепанные книжки, запчасти, старинные украшения, медали, советские фотоаппараты и игрушки, музыкальные пластинки… я любила это место. Запах дымчатый, землистый. Здесь пахло чердаком ― пыльной тканью, кожей, старинными книжными переплетами, деревом и нафталином. Пару лет назад тут обнаружился гребень, который принадлежал какой-то королеве, то ли Елизавете, то ли Екатерине. Рынок даже в новостях показывали ― это был единственный случай, когда наш славный город Днице попал в эфир федерального канала по приятному поводу, а не потому, что кто-то сжег здание администрации или за ночь украл двести метров действующий железной дороги.
На этом же рынке я однажды купила свитер, как у Данилы Багрова. Я спала в нем круглые сутки, нежно прижимая к груди черно-белую фотографию героя, вырезанную из Программы телепередач, и блокнот, весь исписанный цитатами из фильма. Через пару лет Пчела из «Бригады» ненадолго потеснит Данилу с почетного первого места в моем сердечке, но этот внезапный порыв быстро затухнет, и Данила вернется на свой пьедестал.
Я шла медленно, мне хотелось рассмотреть все как следует. Глубоко дышала, впитывала запах чужих историй.
За блошиным рынком ― палатки с овощами, а за ними ― уже лавки со шмотками. Мы шли туда, мне нужны были новые кроссовки, а то у моих уже до дыр стерлись подошвы, просвечивали носки. Я присматривала кеды, но тут… увидела по соседству нечто прекрасное ― палатку с «гадами». Я переметнулась к ней и долго разглядывала камелоты, гриндера и мартинсы. Ох, как застучало сердце. Я облизнулась и прикусила губу ― так сильно захотелось купить «гады». Всегда о них мечтала, но никогда не было денег… а сейчас в кармане ― два косаря. Не хватит на мартинсы и гриндера, зато на камелоты ― вполне.
– Тридцать шестой есть? ― спросила я у продавщицы.
– Нет, только с тридцать восьмого.
– Эх, ну давайте тридцать восьмой…
Всю дорогу обратно я шла с опущенной головой, никак не могла наглядеться на свои «гады». У меня настоящие камелоты! Тяжеленные, с железной вставкой в носке, на огромной подошве. Да я же теперь только и буду искать грязь, чтобы оставить свой след и хорошенько рассмотреть его. А еще ― я видела, так делают все наши панки, ― буду пинать бутылки до звона битого стекла. БАМ! ― Не заметив столб, я врезалась в него. Тотошка согнулся пополам от хохота.
– Что ты ржешь, придурок? Больно же! ― Я потерла ушибленный лоб.
* * *
Вечером мы опустошили кондитерский магазин, накупив сладостей, и ушли на детскую площадку в Тошкином дворе. Обожрались вкусняшек, а потом вращались на круглой карусели. Раскрутив себя за руль в центре, мы укатались до того, что все съеденные сладости грозились вырваться на свободу. Мы еще больше ускорились, отпустили руки. По инерции нас выбросило с карусели. Тотошка упал на крапиву, а я ― на Тотошку. Смеялись до колик в животе.
– Эй, Тох, это же вы сегодня с телефоном таскались? ― К нам подошел Власов, сегодняшний качок, которому мы пытались сначала продать телефон.
– Ага, ― сказал Тотошка. ― А что?
Я напряглась. Начало разговора мне не нравилось. Таскались, продали и забыли. Зачем вспоминать? Очевидно, что-то пошло не так…
– Да чуваков из дэкашных встретил. Говорят, Бык взбесился, орет и по всем районам ищет мелкого пацана, который впарил ему неработающее говно.
Я испуганно сглотнула и посмотрела снизу вверх.
– Как ― неработающий? Сегодня работал!
Власов пожал плечами.
– Не в курсе, что там когда работало, просто говорю, чуваки сказали, Бык пеной брызжет. Обещал затолкать этот телефон в задницу малолетнему ублюдку, который ему его втюхал. Спрашивали меня, что за парни. Я вас не сдал. Он не знает, где вы живете.
Власов улыбнулся.
– Спасибо, ― мрачно сказала я. ― С нас пачка сиг.
– Две, ― шире улыбнулся Власов. ― «Винстон» красный. Желательно сегодня-завтра. А послезавтра, парни, вы ― трупы, если не вернете ему деньги. Если Бык в такой ярости, я вам не завидую.
Когда он ушел, мы испуганно переглянулись.
– Он работал! Все было нормально утром… Что же такое с трубой… Денег Быка больше нет. Что делать? ― растерянно сказала я.
Тошка посмотрел на мои камелоты.
– Нет уж! ― Я поджала ноги. Одну подтянула совсем близко и взяла ступню в руки, стала баюкать, как младенца. ― Камелоты я не верну!
– Тогда будем убегать, как обычно, ― сказал Тотошка. ― Что, пегвый раз, что ли? Не ссы, пгогвемся!
Неприятно засосало под ложечкой.
– Тошк, мне срочно нужно успокоиться. Расскажи что-нибудь забавное.
– Но я ничего не знаю.
– Скажи: все бобры добры для своих бобрят.
– Не буду. Я тебе что, домашний пудель, чтобы команды выполнять?
