Лили повернула к ним счастливое заплаканное лицо и облегченно улыбнулась.
– О, спасибо тебе. Я буду рада проехаться на носилках. Я себя странновато чувствую.
– Это нормально, – сказал Антрес. – Когда нашим спутникам больно или страшно, это сказывается и на нас. С другой стороны, их радость мы чувствуем тоже – а радость они испытывают куда чаще. – Он наклонился и взъерошил загривок Баст, которая довольно заурчала.
Прежде чем Стая двинулась дальше, Лару вышел вперед и отрывисто гавкнул, привлекая внимание собак. Ник кивнул ему и подошел к Лили, которая удобно устроилась на носилках Антреса и Даниты, обнимая спящего щенка.
– Лили, принимаешь ли ты Дэша? Клянешься ли любить его и заботиться о нем, пока вас не разлучит смерть? – торжественно спросил ее Ник.
– О да! Да, клянусь!
– Да благословит Солнце ваш с Дэшем союз, – провозгласил Ник глубоким, полным радости голосом.
Лили ослепительно улыбнулась.
– Благодарю тебя, Жрец Солнца.
Лару поднял морду к небу и завыл, по традиции приветствуя новую связь человека и пса, и все собаки Стаи – даже малыши Марии, не считая детеныша росомахи, который продолжал жадно сосать молоко, подняли морды и подхватили вой своего Вожака, приветствуя Лили и ее драгоценного Дэша.
* * *
На ночь они разбили лагерь у ледяного водопада, где пополнили запасы воды, а Зора приготовила восхитительное кроличье рагу, приправленное трюфелями, которые отыскал чуткий нос Фалы. Ночь была холодной, и те, кто заступал на вахту поздно, закрыли свои шалаши полами плащей, чтобы защититься от пронизывающего ветра.
Антрес нырнул под складку, прикрывающую вход в шалаш, который он делил с Данитой и Баст. Он усмехнулся: Данита сонно потеснилась, освобождая ему место, и Баст, вынужденная перекатиться с нагретого местечка на холодную шкуру, недовольно засопела.
– Как малыш-росомаха? – спросила Данита, подавляя зевок.
– О’Брайен и Мария говорят, что замечательно. Мария утверждает, будто он уже потерял запах росомахи и пахнет собакой, чему она несказанно рада.
– Хорошо, что О’Брайен спас малыша. Хочется посмотреть, каким он вырастет.
– Мне тоже.
Антрес улегся рядом с ней, и Данита приподнялась на локте, глядя на него.
– Ты правда думаешь, что из него вырастет чудовище?
Антрес пожал плечами.
– Понятия не имею. Но я верю в дар Голубки передавать волю Богини.
– Ты что, ворчишь?
Антрес удивленно заморгал.
– Нет! Я просто мыслю практично. – Он улыбнулся. – Но этот детеныш и правда очень интересный.
– Удивительно похож на собачьего щенка, правда?
– Это ненадолго. Они растут быстрее щенят, и окрас у них сильно меняется. Я лишь надеюсь, что он усвоит собачье поведение.
– А я надеюсь, что нет, – твердо сказала Данита. – Я надеюсь, что он останется росомахой – нашей, Стайной росомахой. Как Баст. Она не похожа на других рысей, потому что не любит быть одна, но она все же настоящая рысь.
– Не считая одной этой детали, в остальном Баст настоящая рысь, – согласился Антрес.
– Тогда я хочу того же для детеныша О’Брайена. Это будет наша росомаха – и если ей придется проявить свирепость росомахи, она будет делать это, чтобы защитить Стаю.
Антрес пригладил ей волосы.
– Мне нравится, как ты мыслишь.
– Хорошо, потому что мне бы не хотелось меняться.
Антрес хохотнул.
– Не хотелось бы меняться? Ты меняешь всю свою жизнь этим путешествием и любовью к нам с Баст.
– Это другое. То, куда я иду и с кем я, изменилось, но я осталась прежней. А если и изменилась, то немного. – Она закусила губу, и Антрес понял, что она думает о нападении, которое действительно вызвало в ней перемены.
Он взял ее за руку.
– Теперь понимаю. И знай, что я люблю тебя именно такой, какая ты есть.
Данита вынырнула из мрачных воспоминаний и лукаво улыбнулась.
– Я знаю! И это одна из вещей, которые нравятся мне в тебе больше всего. – Она прильнула к Антресу и поцеловала его.
Антрес расслабился, наслаждаясь ее вкусом и ощущением ее тела рядом с собой. Он обнимал ее, но некрепко: месяцы, что они провели вместе, научили его, что, ограничивая свободу Даниты, он заставляет ее чувствовать себя в ловушке.
Он ожидал, что она прервет поцелуй, как это бывало раньше, и был к этому готов. Разумеется, он предпочел бы касаться ее и дальше – заниматься с ней любовью, – но он глубоко любил Даниту и понимал, что после нападения на нее прошло всего несколько месяцев. Чтобы приручить ее, требовались терпение и любовь, но это его не останавливало. Данита стоила всех усилий. И он был готов ждать столько, сколько потребуется, чтобы ее душа исцелилась.
Но она не прервала поцелуй. Ее руки скользнули по его плечам, и она удовлетворенно вздохнула, когда поцелуй стал глубже. Затем ладони Даниты робко коснулись его груди, которую она исследовала нежными, мягкими прикосновениями. Ее губы опустились ему на шею, повторяя путь ладоней, и у него вырвался стон удовольствия.
– Хорошо? – спросила она.
– Лучше, чем хорошо, – выдохнул он.
Она ухмыльнулась.
– Значит, я все делаю правильно!
– Ты не можешь делать неправильно. Это ведь мы. Ты можешь трогать меня где и как пожелаешь.
Ее улыбка стала шире.
– Теперь это звучит весело.
– Так и должно быть!
Она снова поцеловала его в шею, пробуя его кожу на вкус, и игриво прихватила зубами мочку уха.
Он рассмеялся и переместился так, что теперь она оказалась на спине, а он – над ней. Она потянулась к нему, притягивая к себе его губы, и Антрес страстно поцеловал ее, крепче сжимая в объятиях.
Данита застыла и, кажется, перестала дышать.
В ту же секунду Антрес отодвинулся, нежно коснувшись ее волос и лица.
– Все хорошо. Все хорошо. Это всего лишь я. Ты в безопасности. Со мной тебе ничего не грозит.
Данита села, дрожащей рукой вытирая с лица слезы. Обычно в такие моменты она, опустошенная и притихшая, засыпала, а утром снова становилась собой. Но на этот раз все было по-другому – она была другой.
– У меня есть идея, – сказала она.
– Слушаю…
– Мне нравится тебя целовать. Очень нравится, – сказала Данита.
– Мне тоже нравится тебя целовать. Очень.
– Но, когда ты надо мной, я пугаюсь, – продолжила она.
– Да. Прости. Я не хотел…
Она прижала палец к его губам.
