– Еще выше, – поправил он.
– И еще самодовольнее?
– Не-а. Вот уж чего, а самодовольства во мне ровно столько же, – ухмыльнулся он.
Она надела рубашку и окинула его внимательным взглядом.
– И выглядишь сильнее. Смотри-ка, мышцы накачал. Похоже, табун Киноварь всю зиму держал вас с Бардом в черном теле. Кстати, где он?
Ривер заглянула Клэйтону за плечо, ища трехлетку в тени, что стелилась по траве под раскидистыми дубами, растущими вдоль Жеребячьего ручья.
– Мать взялась переплетать ему гриву и хвост. Хочет заменить красные ленточки на то, что она называет «правильным цветом».
– Пурпурные, разумеется.
– Как же иначе?
– А этого она не заметила? – Ривер подергала за одну из алых лент в его волосах. – И этого? – Она постучала пальцем по кроваво-красному жилету. Вблизи она увидела, что на жилете нитью из гнедого конского волоса вышиты крошечные лошади, вставшие на дыбы.
– Заметила. Она велела снять ленты и надеть приличный жилет, а потом прогнала меня и принялась ворковать над Бардом, рассказывая ему, что соскучилась и что давно пора заплести его как следует.
– Ха. Хочешь узнать, что такое настоящее воркование? Посмотри, как все носятся с Эхо. – Она тихо засмеялась и закатила глаза.
Но Клэйтон ее не поддержал, а, напротив, резко посерьезнел.
– В этом нет ничего удивительного. Она Старшая кобыла, самая мудрая, сильная, ладная и красивая лошадь в табуне Мадженти – а многие считают, что и во всех пяти Великих табунах.
Плечи Ривер поникли.
– Ты прав. Прости. Я вовсе не хотела язвить про Эхо. Она прекрасна, и я люблю ее так же, как люблю маму.
– Тогда про кого ты хотела съязвить?
На его вопрос она ответила двумя.
– Клэйтон, ты мог бы сказать, что Эхо – продолжение моей матери? Что мама – отражение достоинств Эхо?
Он ответил не задумываясь:
– Да. И любой в нашем табуне и в других скажет тебе то же самое.
– Я тоже так думаю. Но я боюсь, что про меня такого не скажешь.
– Чего именно?
– Что я – отражение ее достоинств. – Она посмотрела ему в глаза. – Я не хочу подвести маму и Табун.
– Ты их не подведешь. Ты не можешь их подвести. Или за те шесть месяцев, что мы не виделись, ты настолько изменилась? – Он вопросительно изогнул бровь.
Ривер ощетинилась.
– Я – это я.
– Тогда ты прирожденная Всадница – лучшая из всех, кого я знаю. И не забивай себе голову тем, что говорят люди. Ты ведь знаешь, что жеребята чувствуют тревогу. Просто будь собой – и будь готова принять любую лошадь, которая подойдет к тебе сегодня, только и всего.
– «Только и всего»? – Ривер закатила глаза.
– Ну, почти. Если тебя выберут, на тебя лягут ожидания Табуна, особенно если это будет кобыла. А если не выберут, на тебя все равно лягут ожидания Табуна, потому что всех будут мучить мысли о том, кто тогда станет Всадницей следующей Старшей кобылы… – Он усмехнулся. – Ну вот. Полегчало?
– Нет.
Они обменялись улыбками, и Клэйтон развел руки.
– Иди сюда, беспокойная душа. Я соскучился.
Ривер шагнула вперед. Такое странное и одновременно такое знакомое ощущение! Он крепко сжал ее в объятиях, и она прильнула к нему. А потом отступила на шаг и подняла на него глаза.
– Я надеялся, что ты тоже по мне скучала, – сказал он.
– Еще как!
По его глазам она поняла, что он хочет сказать что-то еще, и затаила дыхание в надежде, что он не испортит момент воссоединения неловкостью. К счастью, этого не произошло. Вместо этого он сунул руку в карман и достал какой-то предмет.
– Это тебе.
Она протянула руку, и Клэйтон уронил ей в ладонь кристалл. Он лег так, словно был выточен специально для нее – длинный осколок поблескивающего кварца. Он был теплым от прикосновения Клэйтона, но, коснувшись ее кожи, нагрелся еще сильнее, почуяв кровь Видящей табуна Мадженти, которая текла по ее венам. Ривер чувствовала кристалл – чувствовала его дремлющую силу – и, хотя она даже не была Всадницей, камень начал пробуждаться и настраиваться на нее, успокаивая лихорадочные мысли, которые осаждали ее уже два дня, с момента их приезда на Сборное место.
Она невольно замедлила дыхание и расслабила плечи, которые впервые за много дней перестали гореть от напряжения. Ривер открыла рот, чтобы поблагодарить Клэйтона за невероятный подарок, но вместо слов благодарности у нее вырвался испуганный вздох, когда луч нежного утреннего солнца упал на граненую поверхность кристалла, и она увидела, что у него внутри.
– Клэйтон! Это же дух!
– Смотри внимательней. Это не просто дух.
Ривер подняла кристалл повыше, прищурилась… и потрясенно распахнула глаза.
– О Мать-Кобылица! Аметистовый дух! Клэйтон, я не могу его принять. Это слишком ценный подарок.
Клэйтон мягко сжал ее пальцы вокруг кристалла.
– Только не для меня. Для меня это просто красивый кристалл. Разбудить его способна только Всадница табуна Мадженти.
– Ты мог бы его на что-нибудь обменять! Да хоть на отдельный шатер! Я серьезно, Клэйтон. Забери его.
– Боюсь, уже поздно. Ты выглядишь спокойной – или, по крайней мере, выглядела, пока не заметила духа. Кристалл пробудился в твоих руках, так ведь?
Ривер не удержалась. Она разжала ладонь и посмотрела на поблескивающий подарок. В кристалле эхом пульсировало ее собственное сердцебиение.
– Ну что? Он пробудился? – повторил Клэйтон.
– Да. – Она не могла отвести глаз от камня. – Он явно пробудился.
– Я так и знал! Ты не только преемница своей матери. Ты еще и Видящая!
Ее взгляд метнулся от кристалла к нему. Она быстро огляделась.
– Тише! Мы не узнаем этого наверняка, пока меня не выберут. Ты ведь знаешь: если кто-нибудь услышит от нас такие слова, скажут, что мы самоуверенные выскочки.
– Но это правда. Ты держишь в руке доказательство.
– Я держу в руке невероятно редкий и могущественный кристалл, который распознал меня и мою кровь, вот и все.
– Кровь, которая течет в жилах могущественных Видящих, – добавил Клэйтон. – Ты знаешь, какими свойствами обладает аметистовый дух? Когда я нашел его, то решил никого спрашивать. Я даже не понял толком, что у меня в руках, но знал, что это дух, и этого хватило, чтобы держать язык за зубами.
Взгляд Ривер вернулся к теплому кристаллу, который пульсировал на ее открытой ладони.
– Аметистовый дух показывает Видящим истоки каждого жизненного цикла.
