– Я тоже, – кивнула Зора. – Невероятно!
Мари улыбнулась.
– Я рада, что тебе понравилось настолько, что даже ночная лихорадка не в силах испортить тебе настроение.
– Лихорадка? Так ведь еще слишком рано. Я ничего не чувствую. – Зора подняла глаза к небу и нахмурилась. – Мари, солнце садится.
– Знаю. Потому я и вырвала тебя из танца.
И тут на нее обрушилось понимание. Ее взгляд метнулся к Джексому. «О, Богиня! Он так близко к Даните!» Мари не боялась, что Джексом вдруг набросится на Даниту или кого-то еще. Попадая под влияние ночной лихорадки, мужчины-Землеступы становились агрессивнее, но их агрессия редко распространялась на кого-то кроме них самих. На женщин луна влияла немного иначе. Без Жрицы они впадали в тоску и со временем полностью подчинялись ей – либо впадали в ступор, либо сводили счеты с жизнью.
Мари единственная из Землеступов не была подвержена влиянию ночной лихорадки благодаря крови отца и священному папоротнику из Древесного Племени, который он добыл для новорожденной дочери – и который стоил ему жизни.
– Мне нужно увести Джексома, пока он не напугал Даниту, – сказала Мари и направилась к танцующим.
Зора схватила ее за руку.
– Мари, подожди. Что-то происходит… или, точнее, не происходит.
Мари повернулась к подруге.
– Зора, нельзя, чтобы Джексом…
– Жрица Луны, ты нам нужна, – прервал ее дрожащий голос О’Брайена. Мари и Зора повернулись и увидели, что О’Брайен поддерживает одной рукой Мэйсона, чья кожа приобрела сероватый оттенок, указывающий на начало ночной лихорадки. – Мэйсон начал вести себя странно – начал огрызаться, а потом вдруг затих. Я вспомнил про третью ночь и привел его к вам.
– Ты поступил правильно, О’Брайен. Но Мэйсон не опасен. Помоги ему сесть. Сейчас мы приведем Джексома и начнем омывать Стаю, – сказала Мари.
Зора, которая все еще держала ее за руку, потащила ее ближе к кругу танцующих.
– Взгляни на Джексома.
Мари посмотрела на Землеступа. Он продолжал танцевать. Радостно. Без единого признака ночной лихорадки.
– Не понимаю, – прошептала Мари.
– А я, кажется, понимаю! – Зора дрожала от возбуждения. – Посмотри на меня. Посмотри на мои руки.
Мари внимательно осмотрела Зору и начала понимать, что именно видит, когда повертела руку подруги в поисках признаков лихорадки – и не нашла ни одного.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
– Прекрасно. Невероятно. Как обычно.
– Но как такое возможно?
По щекам Зоры заструились слезы.
– Я думаю, дело в Хлое. Утром, когда мы приветствовали солнце, что-то произошло. Я… я почувствовала его силу – его красоту. Я никогда не испытывала ничего подобного – до Хлои – до этого утра.
– А этим утром ты впервые поприветствовала вместе с ней солнце! – Возбуждение Зоры передалось Мари.
– Да! И Джексом тоже был там. А у Джексома теперь тоже есть спутница. И у него тоже нет признаков лихорадки. Мари, дело в собаках. Они могут защитить нас от ночной лихорадки!
Глава 12
– Тишина, пожалуйста, – обратилась Мари к барабанщицам, и те прекратили играть, а за ними затихли флейты и пение. В сопровождении Зоры Мари вышла в центр круга; по пути она замечала, какими изнуренными выглядят женщины-Землеступы. Мэйсон, единственный мужчина-Землеступ помимо Джейсона, сидел чуть в стороне, опустив голову и сгорбившись. О’Брайен держался рядом и, положив руку ему на плечо, что-то успокаивающе втолковывал.
Танцующие были куда оживленнее – можно сказать, ликовали, – но единственным Землеступом среди них был Джексом, которого, как и Зору, ночная лихорадка даже не коснулась.
– Готовы омыть Стаю, Жрицы Луны? – Лицо Ника блестело от пота, он радостно улыбался.
– Почти, – сказала Мари. – Сперва нам нужно кое-что выяснить. Джексом, подойди, пожалуйста.
Джексом был занят тем, что гладил Фортину, но быстро поднялся на ноги и в сопровождении спутницы подошел к Жрицам Луны.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Мари. Стая наблюдала за ними с нескрываемым любопытством.
– Великолепно! – улыбнулся он, но улыбка сошла с его лица, когда он заметил, как напряженно Зора на него смотрит. – Что-то не так? Болезнь возвращается? Я ее совсем не чувствовал.
Фортина, беспокойно поскуливая, прижалась к нему, и Джексом наклонился, чтобы ее успокоить.
– Нет! Дело не в этом, – поспешила успокоить его Мари. – Мне стоило выразиться яснее. Ты испытываешь симптомы ночной лихорадки?
– Пока нет, но, как только солнце сядет, уверен… – Джексом осекся и уставился на темное небо. Он недоуменно помотал головой. – Не понимаю. – Он поднял руку и задрал рукава рубашки, обнажая кожу – смуглую кожу без единого признака лихорадки. – Погодите, но ведь это невозможно. Мэйсон? Где Мэйсон?
Мари мягко коснулась руки Джексома.
– Мэйсон с О’Брайеном. С ним все будет хорошо, как только мы его омоем.
– Почему он спокоен? – спросил Ник и шагнул к Джексому, не отрывая от него глаз. Ник махнул на окружающих их Землеступов. – Я вижу, как у остальных меняется оттенок кожи. Я вижу, как их охватывает тоска. Почему с Джексомом этого не происходит? – Ник перевел взгляд на Зору, и его глаза расширились. – И с Зорой тоже?
– И с Зорой тоже. – Мари повысила голос. – Землеступы, если кто-то из вас не чувствует приближения ночной лихорадки, выйдите вперед.
Женщины завозились и начали переглядываться, но никто не вышел.
– Изабель, Данита, Дженна. Вы чувствуете лихорадку? – спросила Зора.
– Да, конечно. – Данита оказалась ближе всех. Она прервала танец и вместе с Баст подошла к Мари. Дженна и Изабель присоединились к ним.
– У меня серая кожа, и я ужасно себя чувствую, – сказала Дженна.
– И я тоже. Все как обычно, – ответила Изабель.
– Вы понимаете, что происходит? – спросил Ник Мари.
– Кажется, да. – Мари обменялась взглядами с Зорой.
– Джексом, когда ты приветствовал утром солнце вместе с Фортиной, как ты себя чувствовал? – спросила Зора.
– Прекрасно! Просто замечательно. Нам с Фортиной очень понравилось. – Он замолчал с таким видом, словно собирался сказать что-то еще, но вместо этого лишь сжал губы.
– Нет-нет, не молчи. Это важно. Расскажи нам все, – подбодрила его Зора.
– Ну, я не хотел этого говорить, потому что думал, что мне просто показалось, – или, может, я чувствовал то, что чувствовала Фортина, а не я сам, – но мое тело как-то странно потеплело. Как будто во мне и правда пульсировал жар солнца.
