– Еще бы! – Мари жадно схватила кружку и, сделав большой глоток, довольно вздохнула и вернула кружку Нику. – Как тебе удалось выпросить у Спенсер мед?
– Я сказал ей правду – что хочу умаслить свою Жрицу Луны.
– Ник! Ты врешь. Ты ведь этого не говорил?
Ник рассмеялся.
– Нет. Но я сказал, что это для тебя. – Он сделал глоток и вернул кружку Мари, а потом придвинулся к ней и обнял. – И я действительно намерен тебя умасливать.
Мари отпила медового вина, улыбаясь ему одними глазами поверх кружки.
– Как именно?
Ник передвинулся ей за спину и начал массировать ей плечи.
– Так, как ты захочешь.
– О, Ник, как же хорошо. Не помню, чтобы я когда-нибудь так напрягала плечи. И чтобы так уставала.
– Насколько ты устала? Слишком сильно для этого? – Он поцеловал ее в шею, задержавшись губами на коже.
Мари удовлетворенно вздохнула.
– Нет, для этого у меня силы есть.
– А как насчет этого? – Он поцеловал ей шею с другой стороны. На этот раз его горячие губы прочертили дорожку вдоль шеи до самого плеча, и она задрожала от удовольствия.
– И для этого тоже. – Мари допила остатки меда и, отставив кружку, повернулась к Нику. Она закинула руки ему на плечи. – У меня есть силы для всего, что ты задумал, Николас.
Мари притянула его к себе, и их губы встретились – в жадном поиске той завершенности, которую вскоре обрели их тела, пока они неспешно, томно занимались любовью, изучая нужды и желания друг друга, тихо разговаривая на языке любви и заново открывая свою идеальную совместимость.
* * *
Дэвис стоял перед невысоким и крепким сосновым деревцем и смотрел на него в изумлении. Кэмми, непривычно тихий, сидел у его ног. Сосна росла на дальнем краю пляжа, где храбрые маленькие деревца усеивали крутой склон, уходивший ввысь от плато, занятого Салишами. Дэвис медленно приблизился к сосне. Высыпав на землю груду камней, которые он нес в подоле туники, как клубни стрелолиста, он сел и начал складывать камни один на другой, начиная с самого большого, пока не сложил у корней сосны целую пирамиду. Убедившись, что пирамида держится достаточно крепко и простоит хотя бы до сезона бурь, он положил на вершину последний камень. Камень был маленький и почти такой же плоский, как остальные, но, в отличие от них, имел форму сердца.
Они с Кэмми отошли на пару шагов, и Дэвис, подняв взгляд на дерево, в котором увидел один из ликов своей Богини, начал молиться.
– Спасибо тебе, Великая Мать-Земля, за то, что ты с нами. Я знаю, что ты с нами. Ты привела меня к этому дереву. Я чувствую тебя и благодарю за это чудо. Я приношу тебе в дар этот каирн, увенчанный моим сердцем, чтобы каждый, кто проходит мимо, знал, что твой народ любит тебя – ценит тебя – верит в тебя. И, пожалуйста: я знаю, что они тебе не поклоняются, но я прошу тебя присмотреть за Древесным Племенем, и, если в нем еще остались хорошие люди – те, кого не отравил Тадеус и Бог Смерти, – пожалуйста, помоги им. Дай им сил. Позволь им выжить и когда-нибудь снова стать прекрасным, могучим и добрым народом. – Он поднес пальцы к губам, а потом прижал их к основанию ствола. – Спасибо тебе, Великая Мать-Земля.
За спиной у него хрустнула ветка, и Кэмми, оскалившись, круто повернулся с низким рычанием. Дэвис отреагировал не так быстро и повернулся, лишь когда овчарка уже приветствовала его маленького терьера, который мигом прекратил рычать и дружелюбно запыхтел.
– Прости меня! – Клаудия догнала Марию, которая стояла нос к носу с Кэмми и радостно виляла хвостом. – Я не хотела тебе мешать. Мария никак не хотела ложиться спать, все требовала, чтобы мы пошли сюда. – Клаудия осеклась, заметив сосенку. – Ой! Как красиво! Она похожа на женщину!
– Или богиню, – мягко сказал Дэвис. – Красивая, правда? И ты вовсе мне не помешала. Я уже сделал подношение и помолился. – Он смущенно улыбнулся девушке. – Кэмми явно рад компании, и я тоже. Мне кажется, такие моменты ценишь больше, если разделяешь их с другими.
– Я и раньше видела деревья необычной формы, да и кто не видел? – Клаудия приблизилась, разглядывая сосну. – Но я никогда не встречала ничего подобного. Ты прав. Это скорее богиня, чем простая женщина. – Клаудия ласково погладила кору пальцем, обводя контуры ровного лица, которое безмятежно взирало на них. Ее воздетые к небу руки плавно переходили в ветви. Ствол изгибался, очерчивая грудь, тонкую талию и пышные бедра. Видны были даже ноги; казалось, она замерла в танце, кружась с радостно вскинутыми руками и глядя на мир. Осматривая дерево, Клаудия заметила маленький каирн. – Какая прелесть. Это ты сделал?
– Да.
– А сердце?
– Это мое подношение, – объяснил Дэвис. – Надеюсь, Богине понравится.
Клаудия повернулась к нему.
– Ей понравится. Как же иначе? Будь я богиней, я была бы в восторге.
У Дэвиса перехватило дыхание. Ему бы хотелось вести себя с Клаудией непринужденнее, но еще в Племени ее красота и уверенность словно замораживали его мысли – по крайней мере, всякий раз, когда они говорили о чем-то кроме собак. Его взгляд ухватился за молодую овчарку. – Мария отлично выглядит.
Прелестное лицо Клаудии расцвело, и она, улыбнувшись своей овчарке, с нежностью потрепала ее мех.
– Кто бы мог подумать, что Мария такая путешественница. Ей очень нравится на реке.
– А тебе нет? – Дэвис указал на побелевшее от воды бревно, которое вымыло на берег, и они сели, продолжая любоваться образом Богини. Кэмми и Мария затеяли игру в перетягивание палки.
– Нет. Я домоседка. – Она вздохнула. – Я скучаю по своему гнездышку.
– Я тебя понимаю. Но я рад, что ты с нами.
– Я тоже рада. Страшно подумать, что сейчас творится в Племени, так что я стараюсь не думать об этом вообще. Только так можно вынести боль.
– В своей молитве я попросил Богиню позаботиться о хороших людях, которых нам пришлось оставить. Думаю, она слышит меня, и хотя я знаю ее совсем недолго, я верю, что она слишком добра, чтобы позволить тем, кто не похож на Тадеуса, страдать без надежды на будущее.
Клаудия повернулась к нему.
– Я давно хотела сказать, как я уважаю тебя за то, что ты принял Великую Богиню. Нужно большое мужество, чтобы открыться новому божеству. Ты действительно ее слышишь?
Взгляд Дэвиса снова скользнул к дереву.
– Да. Ее голос повсюду – в реке и ветре, в небе, в травах. Она могущественна, но милосердна. Я как будто знал ее всю свою жизнь.
– Может, так оно и есть. Готова поспорить, что она знала тебя. Она все-таки богиня.
Дэвис улыбнулся.
– Да.
– Какая у тебя вахта?
– Вторая. А у тебя?
– Вторая. Не хотите подежурить с нами?
