Томас сразу же оживился. Я повернулась к кузине и наклонилась к ней поближе, чтобы нас не услышали сидящие за соседним столиком.
– Стал бы Гарри использовать зрелищность в качестве отвлекающего маневра ради чего-то более серьезного? Что… что, если один из его экспериментов закончился ужасно? Сказал бы он кому-нибудь или просто попытался бы избавиться от тел? Ты должна признать, сундук – подходящий для Гудини способ спрятать что-либо.
Лиза уставилась на меня как на умалишенную.
– Кузина, пропавшие и убитые женщины не лучший способ попасть на страницы газет. Гарри хочет славы, а не позора. То же относится и к Мефистофелю. Ты искренне веришь в их виновность?
– Что, если он хочет, чтобы ты в это верила? – спросил Томас. – Возможно, слава – это прикрытие. Действительно ли ты знаешь, к чему он стремится?
Лиза открыла рот, но снова закрыла. Наверное, следовала совету своей матушки считать до десяти, прежде чем говорить, если не можешь сразу подобрать приличных слов.
– Гарри не стал бы связываться с тем, кто… что? Вы оба думаете, что Мефистофель на самом деле убийца? – Она фыркнула, позабыв про манеры. – Если хотите разбрасываться обвинениями, лучше проверьте капитана Норвуда. Вы видели, как он обращается с экипажем? Не сомневаюсь, что он способен бросать людей за борт, если они его рассердят. Этот человек сущий кошмар.
В этом мы были согласны. Я могла представить, как капитан в приступе ярости выкидывает матроса через поручни. Он был странным человеком: одновременно донельзя приятным и кротким и, если его разгневать, буйным и отталкивающим. Но я не верила, что в нем есть хоть малейшая склонность к театрально обставленному насилию.
Миссис Харви наклонилась над столом, ее губы все еще дрожали от пережитого ранее шока. Мне захотелось ее обнять. Но, несмотря на потрясение, она отказалась сидеть в одиночестве в своей каюте. Томас предложил остаться и поужинать с ней, но она отвергла такой вариант. Вероятнее всего, силы ей придал слух, что Гудини снова будет сверкать нижним бельем.
Хотя большинство других пассажиров не испытывали подобных чувств: сегодня обеденный салон был еще пустыннее, чем вчера. Лайнер медленно превращался в корабль-призрак. Там, где когда-то кипела жизнь, теперь было тихо и пусто.
– Как думаете, что за этим занавесом? – спросила миссис Харви. – Надеюсь, не еще один молочный бидон. Мне ни капельки не нравится этот номер. Слишком сильное напряжение не полезно для здоровья. Не думаю, что перенесу еще одно потрясение подряд.
– Кузина? Какие тайны ты можешь предположить?
Я повернулась к Лизе, готовая поднять настроение шуткой, когда лампы вспыхнули и погасли, оставив нас в темноте, нарушаемой только свечами на столах. Дядя проворчал что-то насчет невозможности увидеть свое блюдо, но я решила не комментировать.
– Уважаемые гости. – Бестелесный голос Мефистофеля туманом повис в воздухе. – Сегодня вечером мы просим вас обратить свое внимание ввысь, где Императрица показывает свое заоблачное шоу. Заметьте, что сеток нет, и если она упадет… Что ж, пока не будем беспокоиться.
Одинокий луч осветил Касси, сидевшую на трапеции и смотревшую на зрителей. Ее голову украшала корона с двенадцатью сверкающими звездами, лиф был расшит гранатовыми зернами, символизирующими власть над землей, согласно уроку Мефистофеля о толковании карт таро. Она была величественной и элегантной, неприступной и горделивой. Волосы золотистыми кудрями ниспадали по спине – настоящее воплощение идеального ангела. Но меня не обманул ее невинный вид.
Ее номер начался медленно: она раскачивалась из одного конца зала в другой, перелетала между трапециями, наслаждаясь, когда пальцы покидали безопасность одной и хватались за другую. Я вспомнила, как мечтала о таком ощущении свободы, когда мы с братом ходили в цирк во время дела Потрошителя. Так прекрасно отрешиться от всего.
Второй прожектор возвестил появление еще одного артиста. Молодой человек изгибался и кувыркался, пересекаясь с Касси, их трюки становились все сложнее.
– Это Себастьян, – прошептала Лиза. – Он здорово использует акробатику в этом номере.
Я следила за пластическим акробатом с возобновившимся интересом. Способен ли он убивать женщин на борту парохода и выставлять их тела таким ужасным образом? Мне не довелось с ним побеседовать, но я заметила, что он меня избегает. Пока он летал над нами туда-сюда, кувыркаясь на высоте, я отчетливо видела скрытую в его худощавом теле силу.
Немногочисленные посетители обеденного салона наслаждались представлением, хотя явственно ощущался подавляемый страх. То ли из опасений, что все закончится смертью, то ли из-за отсутствия оной. Присутствующие пассажиры оказались самыми невосприимчивыми к преступлениям. Хотя, может быть, они разыгрывают собственный спектакль, пока этот кошмар не закончится.
– Леди и джентльмены. – Голос Мефистофеля эхом разносился по залу, хотя самого его не было видно. – Приготовьтесь к потрясению. Наша сцена готова, и следующий номер наверняка поразит и ошеломит вас. Пожалуйста, держите себя в руках в то время, как великий Гудини попытается снова избежать смерти в своей знаменитой камере пыток!
Томас открыл было рот, когда неожиданно включился третий прожектор и невидимые руки подняли занавес, скрывавший объект на сцене. Меня уже не должны были удивлять резкие вздохи и последовавшие за ними вопли, когда люди начали понимать, что перед ними.
Из камеры пыток – стеклянного аквариума, заполненного водой, – на нас молочно-белыми глазами смотрела женщина. Я бы решила, что это русалка из легенд, если бы не очевидный факт, что она была очень реальной и очень мертвой. К ее конечностям, побледневшим от длительного пребывания под водой, длинными прутьями было пришпилено что-то напоминающее пять анатомических сердец. На стекло была приклеена игральная карта, но со своего места я не могла ее разглядеть.
Кого-то рядом с нами вырвало, но я не могла отвести глаз от аквариума. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы вырваться из собственного кошмара и понять, что я знаю жертву.
Женщина в аквариуме была не кто иная, как леди Креншо.
Глава 33. Мотив
Обеденный салон
Королевский почтовый пароход «Этрурия»
7 января 1889 года
Венецианские шуты запнулись возле сцены. Их неестественная походка больше не была частью роли, она порождалась страхом, который густой смолой заполнил помещение. Они застыли, глазея на мертвую женщину, и их молчание пугало сильнее, чем перемещения.
Если еще и оставалась хоть какая-то надежда, что это ужасная часть представления, она тут же исчезла. Через мгновение публика в полной мере осознала, что именно так поразило артистов и остановило жуткую процессию.
Ножи со стуком падали на тарелки, по всему салону ахали и, судя по звуку рухнувшего тела, по крайней мере один пассажир потерял сознание. Зрителей трудно было винить: вид плавающей в аквариуме леди Креншо, с белыми глазами и шевелящимися в воде длинными волосами, отдавал дешевым романом ужасов. Чересчур гнусным, чтобы быть реальным.
