Все стало горячим и липким, хотя в то же время мое тело сотрясала дрожь. Скользкие от крови пальцы сжали мою руку.
– Томас, – повторила я тише.
– Уодсворт. – Голос Томаса был напряженным. – Останься. Останься со мной.
– Я не… никуда… не собираюсь.
Я не хотела ни в какое другое место в целом мире. Хотя часть моего разума, не поглощенная обжигающим жаром в ноге, беспокоилась, что я произнесла очередную ложь… Что, желаю я того или нет, все равно могу покинуть Томаса Кресуэлла. Я хотела плакать или смеяться, но боль была всепоглощающей. К счастью, в глазах начало темнеть, что немного притупляло мучение.
Мне сложно было сделать медицинские заключения, но, судя по тому, как накатывала и отступала тьма, я поняла, что умираю. Ощущение пропитывающего чулок тепла оказалось кровью. И ее было много. Слишком много.
– Томас… – Мой голос превратился в слабый шепот, но он услышал, крепче стиснул мою руку и наклонился ко мне. – Не покидай меня.
– Никогда.
Что-то капало мне на лицо, но я так устала, что не могла открыть глаза. Голова была такой, словно я слишком быстро выпила слишком много шампанского, а в глазах засверкали маленькие белые звездочки. Чем больше тепла скапливалось подо мной, тем холоднее становилось тело.
Кажется, это справедливо, что мою жизнь оборвет клинок.
– Уодсворт…
Томас говорил так, будто ему приставили нож к горлу, но ведь опасность уже миновала. Эта мысль успокаивала меня, пока я засыпала. Кто-то бил меня по щекам, сначала медленно, потом быстрее. Это должно было быть больно, но я уплывала куда-то далеко. Сбывался чудесный сон – тот, где мы с Томасом танцуем вальс в бальной зале, которая словно бы находится на звезде. Все белое, чистое и пахнет пионами и магией.
– Одри Роуз! Смотри на меня.
Передо мной возникло лицо Томаса. Он ругался как дьявол, но в этот момент он мог оказаться ангелом, посланным, чтобы увести меня куда-то. Его губы, больше не синие, шевелились, но звуки заглушали черные и белые волны, пробегающие перед моими глазами. Я уставилась в его широко раскрытые глаза. Он жив. Цел и невредим. Смерть не восторжествовала. Эта мысль уносила меня дальше в блаженное небытие.
Слова сливались, и скоро я уже не могла слышать Томаса, как не могла приказать своей ране не кровоточить. Мой пульс замедлялся, как и толчки крови. Тепло беспрепятственно обтекало мое тело, увлекая меня все дальше к обещанию блаженного отдыха. У меня теперь было два пульса, соперничающих друг с другом. Один в ноге, второй в груди. Оба, похоже, слабели в своей борьбе. И это хорошо, я хотела уплыть в темноту и уступить ей. Это гораздо приятнее, чем дикая боль. Я хотела упасть в тот прекрасный сон, где мы танцуем среди звезд.
Бум. Бум. Бум.
Только что меня охватывала эйфория покоя и освобождения, но в следующий момент мою ногу сдавило что-то тяжелое и неудобное. И выдернуло меня из безмятежности. Я хотела опять закричать, чтобы прогнать неприятные ощущения, но слишком устала. Я дернулась от боли и попыталась открыть глаза, чтобы посмотреть, кто меня мучает, но веки отяжелели и не желали подчиняться, даже когда по телу снова и снова прокатилась дикая боль.
Давление усиливалось, и наконец я закричала и кричала, пока не почувствовала вкус крови во рту. В глубине души я знала, что должна отчаянно бороться, пытаться жить, хотя бы чтобы оттолкнуть того, кто причиняет такую боль ноге. Я сосредоточилась и, прищурившись, посмотрела сквозь сгущающуюся тьму. Руки Томаса стискивали мое обнаженное бедро, слезы капали с его лица на мое. Мне показалось, что он отдает распоряжения кому-то поблизости, хотя я не могла их толком расслышать. Я слишком сильно сосредоточилась на его слезах. Я мысленно потянулась, чтобы вытереть их, хотя это, скорее всего, был еще один сон.
«Я люблю тебя, – подумала я, сражаясь с темнотой. – Больше, чем все звезды во вселенной. В этой жизни и после. Я люблю тебя».
Бум. Бум. Бум.
Бум.
Я изо всех сил боролась ради последнего взгляда на моего дорогого Томаса Кресуэлла, но темнота опустилась, как армия возмездия, и поглотила меня навсегда.
Глава 40. Прощание
Лазарет
Королевский почтовый пароход «Этрурия»
9 января 1889 года
Льющийся в иллюминатор свет прогнал сон. Где-то снаружи перекрикивались чайки и раздавались приглушенные голоса. От резкого запаха антисептика скрутило живот, и я окончательно пришла в себя. Я моргала, пока зрение не прояснилось. Койки и маленькие столики – я в лазарете.
Я ахнула, когда надо мной наклонился Томас, скрипнув стулом, на котором сидел. Сначала я его не заметила, но теперь видела, что он в ужасном состоянии. Глаза красные, под ними темные круги, лицо бледное как никогда. Он выглядел таким опустошенным, что мои руки покрылись мурашками.
Он как будто увидел призрака.
Томас взял меня за руку.
– Я думал… – Он сильнее стиснул мою ладонь. – Я думал, что потерял тебя навсегда, Уодсворт. О чем ты только думала?
Воспоминания начали понемногу возвращаться, хотя все было как в тумане.
– Что произошло?
Томас глубоко вдохнул.
– Кроме того, что ты ринулась спасать меня от неминуемой смерти? И нож прошел слишком близко от бедренной артерии? – Он покачал головой, и в этот раз на его лице не осталось и следа легкомыслия. – Одри Роуз, лезвие вошло так глубоко, что застряло в кости. Твой дядя смог его вытащить, пока мы с Мефистофелем удерживали тебя, но мы точно не знаем, насколько сильно треснула кость. По состоянию на сегодняшний день, мы не думаем, что она раздроблена.
Я поморщилась, словно его рассказ разрешил моей ране снова заявить о себе.
– Похоже, вы все были заняты. Какой сегодня день?
– Ты была без сознания всего один вечер. Мы вошли в порт Нью-Йорка. – Томас почти шептал, медленно выводя круги на тыльной стороне моей ладони. – Андреас во всем признался.
– Даже про тело в ящике? Он объяснил, почему эта жертва отличалась от других?
Томас завозился с манжетой моего пеньюара, не слишком убедительно притворяясь, что не слышал меня.
– Томас? Я в порядке. Тебе не обязательно вести себя так, будто я из фарфора.
– Дело не в тебе. – Он вздохнул. – Когда мы спросили Андреаса про это преступление, он заявил, что ничего не знает о нем. Он в карцере, пока его не заберет уголовная полиция. Еще не ясно, где его будут судить, поскольку большинство преступлений он совершил в море. Возможно, нам придется вернуться в Англию.
– Но почему бы ему не признаться…
– Мы с твоим дядей считаем весьма вероятным, что на борту находился еще один убийца. Пассажиры уже начали высаживаться на берег, так что если Андреас не совершал этого убийства, то…
