Я потянулась и прижалась губами к щеке Мефистофеля.
– В другом мире или в другой жизни мы могли бы вместе творить удивительные вещи. Однажды вы сделаете счастливой какую-нибудь женщину, но это не я. Мне жаль.
– Мне тоже. – Его кадык дернулся, и я изо всех сил сжала его ладонь. Еще мгновение он обнимал меня, а затем встал. – Я изобрету что-нибудь гениальное и назову в вашу честь, моя утраченная любовь.
Не удержавшись, я рассмеялась, громко и от души.
– Прощайте, Мефистофель.
– Для вас Эйден. – У двери он задержался. – До новой встречи.
* * *
Томас напряженно застыл рядом со мной, держась руками в перчатках за обледеневшие перила. Мы наблюдали, как пассажиры сходят на берег. У них наверняка будет что рассказать об этом злополучном пароходе. Даже Гудини не сбежать от скандала, хотя я была уверена, что в итоге у него все будет хорошо. Сквозь толпу шли полицейские, чтобы забрать из карцера преступника, которого газеты окрестили Баварским потрошителем. Осталось чуть-чуть. У меня перехватило дыхание, и мне вдруг захотелось прижать руки к животу. Я не хотела прощаться. Прощание внушало мне ужас.
– Уодсворт, я скоро вернусь. Ты даже не заметишь моего отсутствия.
Я вглядывалась в его профиль, и мое сердце глухо стучало. После моего ранения Томас ни разу не посмотрел мне в глаза. Я знала, что моя ловкость слов сработала слишком хорошо, и заслужила его гнев, но его холодность была невыносима.
– Это все? Все, что ты можешь сказать?
– Это не изменит того факта, что я нужен здесь, в Нью-Йорке, как представитель твоего дяди.
Он глубоко вдохнул, не сводя взгляда с покидавших пароход людей. Мне захотелось вцепиться в его пальто и трясти, пока он не посмотрит на меня. Но я держала одну руку вдоль тела, а другой опиралась на одолженную трость. Томас всегда предоставлял мне свободу выбора. Я тоже не отниму ее у него. Если он хочет остаться здесь, я не стану эгоистично умолять об обратном.
– Я присоединюсь к вам, как только смогу.
Я не обратила внимания на скатившуюся по щеке слезу. Я не хотела расставаться вот так, когда он холоден и далек, как берега Англии. Мы слишком много пережили. Хотя, возможно, дело не в моем притворстве, вполне вероятно, что ему невыносимо смотреть на меня после ранения.
Может быть, моя поврежденная нога напоминала ему, что мы оказались на волосок от гибели. Может, я и поняла, от чего готова отказаться, но это не значило, что он пришел к такому же выводу.
Я овладела эмоциями, гордясь тем, как хорошо теперь их контролирую.
– Разве ты не должен сказать что-нибудь вроде «Уодсворт, я буду ужасно скучать. Следующие несколько недель наверняка станут медленной пыткой»? Или какую-то другую кресуэлловскую остроту?
Он наконец-то повернулся ко мне, без обычного озорного блеска в глазах.
– Конечно я буду по тебе скучать. Ощущения такие, словно мне из груди удалили сердце хирургическим путем против моей воли. – Он глубоко вдохнул. – Я бы предпочел, чтобы меня пронзили всеми мечами из арсенала Цзяня. Но так будет лучше для дела.
Он был прав. Конечно же. Дело на первом месте, но это не обязательно должно мне нравиться. Я сильнее сжала трость. Всю жизнь я мечтала, чтобы прутья моей золотой клетки исчезли. Все, чего я хотела, – стать свободной. Самой выбирать свой путь. Сначала меня отпустил отец, а теперь, похоже, то же самое делал Томас.
Свобода одновременно пьянила и внушала ужас. Теперь, когда она была у меня в руках, мне хотелось отдать ее обратно. Я понятия не имела, что делать с ней или с собой.
– Тогда, мистер Кресуэлл, всего наилучшего, – сказала я, игнорируя ощущение неправильности от такой формальной фразы. – Ты прав. Глупо расстраиваться, если скоро мы снова встретимся.
Я ждала, что он сбросит эту холодную личину и окутает меня теплом своей любви, но он не шевелился. Позади нас откашлялся детектив, отнимая последние секунды уединения. Я не знала, смеяться мне или плакать. Всего каких-то восемь ночей назад мы обнимались на этой самой палубе и целовались под звездами.
– Мистер Кресуэлл? Мы переносим тела на берег. Нам требуется ваше присутствие по дороге в больницу.
Томас коротко кивнул.
– Конечно. Я к вашим услугам.
Детектив приподнял шляпу, приветствуя меня, и снова исчез в недрах парохода. В ушах грохотал пульс, а нога болела. Теперь и правда все. Этого момента я страшилась еще с дела Потрошителя. Я все-таки прощалась с мистером Томасом Кресуэллом. Мне казалось, что на земле не осталось кислорода, чтобы поддерживать во мне жизнь. Я с трудом делала вдох за вдохом, проклиная свой модно затянутый корсет. У меня все хорошо. Все хорошо.
Я осталась грязной лгуньей. В этой ситуации не было ничего хорошего.
Томас смотрел на дверь, которая уведет его прочь от меня. Впервые за много месяцев мы будем путешествовать порознь. Я уже ощущала его отсутствие, словно от меня отрезали кусок, и тело тосковало по недостающей части. Я сама по себе цельная личность. Мне не нужен никто, чтобы чувствовать себя целой, и все-таки мне было не по себе из-за нашего расставания. Оно было неправильным, но я не знала, как все исправить. Возможно, в этом и заключается самый главный урок – отпустить, принять то, что не можешь контролировать. Я могу только постараться и делать свое дело, а Томасу самому решать, встретить меня на середине пути или нет.
Он медленно повернулся ко мне, стиснув челюсти.
– Прощайте, мисс Уодсворт. Было очень приятно. До новой встречи.
Я не стала заострять внимание на том, как это походило на наше расставание с Мефистофелем.
Когда тот попрощался, мне не показалось, что мир перестал вращаться. Томас приподнял шляпу и пошел прочь.
В своем воображении я бросилась за ним, вцепилась в пальто и умоляла остаться. Взять меня с собой. Нарушить дядин приказ остаться в Нью-Йорке, чтобы проследить за делом, и без промедления обвенчаться со мной в церкви. Бабушка живет недалеко – хотя, учитывая, что я не получила ответа ни на одно из своих писем, возможно, она путешествует по континенту, – и могла бы стать нашей свидетельницей, хотя бы ради того, чтобы насолить отцу.
В действительности же я сжала губы и кивнула, глядя, как он уходит прочь неизвестно на сколько. Может быть, на несколько недель. А может быть, навсегда. Что бы он ни выбрал, я переживу. Будет трудно, но я найду способ. Томас остановился спиной ко мне и забарабанил пальцами по дверной раме. Затаив дыхание, я ждала, что он пошутит или вернется и заключит меня в объятия, но в следующее мгновение он оттолкнулся от рамы и исчез внутри парохода.
Я не успела подавить вырвавшееся из груди рыдание. Я не имела ни малейшего представления о том, почему мне казалось, что мы прощаемся навечно. Но где-то в глубине души я понимала, что если я его не остановлю, то мистер Томас Кресуэлл покинет это судно и мою жизнь навсегда. Я схватилась свободной рукой за перила ограждения, отвлекшись на обжигающе ледяное прикосновение. Скоро мне понадобится уйти в тепло: ноющая боль в ноге становилась сильнее.
