Случай с Тарвастом уже нельзя было списать на происки «охочих людей» – это был прямой акт войны, совершенный задолго до истечения срока перемирия (март 1562 г.). Позднее, оправдывая это нарушение, литовские дипломаты отвечали московским дипломатам, что-де «государь (Сигизмунд II. – В. П.) их (Радзивилла с войском. – В. П.) посылал к Тарвасу, потому что государь ваш посылал своих воевод к Велилу, а по вашему языку к Вельяну (Феллин. – В. П.), и государевы воеводы Велили взяли и маистра Велим Ферштенберха свели, а после того Тарвас взяли». И поскольку, продолжали литовские послы, «Вифлянская земля подданные государя нашего, и государь наш потому к Тарвасу и посылал»115. Так или иначе, но, по сути, с осады и взятия Тарваста можно вести отсчет 6-й по счету русско-литовской войны.
Итак, эскалация напряженности в отношениях между Москвой и Вильно, взаимная неприязнь и недоверие, отказ идти на уступки и на компромисс (в первую очередь с литовской стороны) – все это привело к закономерному результату. В конце лета 1561 г. полномасштабная война между русскими и литовцами, пусть и в Ливонии, началась. В Вильно отчетливо поняли это, и 20 сентября 1561 г. полоцкому воеводе Станиславу Довойне, его коллеге в Витебске и пограничным державцам была отправлена королевская грамота. В ней адресаты извещались о том, что, поскольку перемирие с Москвой вот-вот закончится, а тут еще случился казус с Тарвастом, почему им надлежит повысить бдительность, обратить особое внимание на разведку и добычу сведений о намерениях неприятеля и готовиться к тому, чтобы при первых вестях о начале войны сесть в осаду116.
Спустя три недели, 9 октября 1561 г. Сигизмунд направил письмо ротмистрам наемных рот, стоявших в ливонских замках, с требованием не распускать свои части и остаться на службе еще на полгода, обещая заплатить жалованье на этот срок несколько позже. 14 октября он отправил ротмистрам еще одно письмо с теми же требованиями117. 16 октября были разосланы «листы» до татарских хоружих, коим предписывалось со своими хоругвями явиться в Вильно 28 октября и, получив жалованье, выступить на службу в Ливонию. Наконец, 8 декабря 1561 г. решено было отправить в Ливонию для ее защиты добровольцев, а те, кто не хочет выступать в поход, пускай платят «с кожъдого коня, колько их повинен ставити ку войне, по две копы грошей дал, ажъбы за тые пенези служебъные принят и до тое земли отправълени без мешъканя»118. Великое княжество Литовское начало готовиться к неизбежной теперь уже войне119.
К сожалению, сохранившиеся русские источники не говорят ничего о том, что делали в Москве в преддверии войны. А в том, что такая подготовка велась, – в этом нет никакого сомнения. Ни сам Иван, ни Боярская дума не сомневались в том, что воевать придется, и пауза, которую взяла Москва в дипломатических сношениях с Вильно после отъезда посольства Яна Шимковича со товарищи, говорит сама за себя. И когда осенью 1561 г. в Москву прибыл великокняжеский писарь М. Гарабурда с грамотой, в которой Сигизмунд сообщал об отправке в Москву великих послов, и с предложением, пока будут идти переговоры, вывести взаимно из Ливонии и распустить войска, его ждал холодный прием. Посланца выслушали, наказали передать Сигизмунду, чтобы он поскорее слал свое посольство, накормили и, не допустив пред светлые царские очи, отправили восвояси120.
Разрядные книги молчат о каких-либо крупных передвижениях войск на границе с Литвой осенью – в начале зимы 1561 г., но в том, что они были, нет сомнений. Весной 1562 г. в Смоленске была собрана крупная группировка войск, значит, соответствующая подготовка началась еще осенью 1561 г. Зимой началось и выдвижение ратных людей к местам сбора, которое должно было завершиться до наступления весенней распутицы. Тогда же в Разрядном приказе на основании царского наказа и боярского приговора был разработан план будущей кампании, составлены как росписи ратей с перечислением их состава, воевод и ратных людей, так и наказы полковым воеводам, которые предстояло вести государевы полки против Литвы, не говоря уже о прочих мероприятиях.
Эти военные приготовления отмрачило неприятное событие. В самом конце 1561 г. князь И.Д. Бельский, знатнейший аристократ-Гедиминович, второй после самого Ивана Грозного «столп царства», завязал контакты с Сигизмундом и получил от него «опасную» грамоту. С нею князь собрался было бежать в Литву вместе с двумя детьми боярскими, Богданом Губиным, Иваном Измайловым, стрелецким головой Дмитрием Елсуфьевым. Однако план побега не удался, и выбравший свободу вместо тирании121 князь был арестован и посажен под стражу, а его сообщники подверглись битью кнутом на торгу и ссылке (дети боярские) и урезанию языка (стрелецкий голова)122. И князь Бельский был, похоже, не одинок в этом намерении. Еще летом 1561 г. родственник царя, князь В.М. Глинский, дал царю «запись», обязуясь не отъезжать ни к Сигизмунду, ни к которому другому государю в Литве, Польше или ином каком государстве и непременно сообщать обо всех попытках иностранных государей вступить с ним в переписку123. Что это было? У историков нет единого мнения по этому поводу. Осмелимся предположить по аналогии с подобного рода побегами в Литву после смерти Василия III, что эти попытки были связаны, скорее всего, с борьбой за власть и влияние при дворе, чем обусловлены разногласиями по внешнеполитическим вопросам и нежеланием того же Бельского или Глинского поддержать курс на войну с Литвой.
Так или иначе, 1561 г., последний предвоенный год, подходил к концу. И к началу нового, 1562 г. никто ни в Москве, ни в Вильно не сомневался в том, что война неизбежна.
Глава II
Первые залпы войны: кампания 1562 г
1. Последние дипломатические попытки остановить войну
В конце 1561 г. в Москве и в Вильно исходили из того, что с истечением в Благовещеньев день 25 марта 1562 г. срока перемирия начнутся полномасштабные боевые действия. Торопясь довести до конца дело с инкорпорацией Ливонии до начала войны, Сигизмунд усилил нажим на ливонских ландсгерров. Угрожая тем, что, если договор не будет подписан, он откажется принимать участие в судьбе Ливонии, король добился своего. 28 ноября 1561 г. в Вильно были подписаны так называемые Pacta Subjectionis. Согласно ним, орденские земли на левобережье Западной Двины образовывали Курляндское и Семигальское герцогство, во главе которого стал новоиспеченный герцог и бывший магистр Г. фон Кеттлер, признавший себя вассалом Сигизмунда. На контролируемых размещенными в орденских и архиепископских замках литовскими гарнизонами землях на правобережье Двины позднее будет образовано Задвинское герцогство, которым от имени Сигизмунда управлял все тот же Кеттлер. Свою долю получили рижский архиепископ Вильгельм и его заместитель-коадъютор Кристоф Мекленбургский, виновники «Войны коадъюторов». Рига же не признала власть Сигизмунда, хотя он и был готов на серьезные уступки рижанам, но на это в Вильно пока решили закрыть глаза. 5 марта 1562 г. король принял вассальную присягу Кеттлера и Вильгельма. «Старая Ливония» ушла в прошлое.
В Москве тем временем не теряли времени даром. Вряд ли там не было известно о той бурной деятельности, которую развернули в Ливонии Сигизмунд, Радзивилл Черный и литовские дипломаты в конце 1561 – начале 1562 г. Однако Иван Грозный и его бояре не стали обращать внимания на нее. В Москве считали, что в переговорах с Литвой доброе слово, подкрепленное военными успехами, значит больше, чем просто доброе слово. Так что пускай «брат» Жигимонт берет города «искрадом», мы же возьмем то, что принадлежит нам по праву, мечом, а там посмотрим, чья возьмет, – примерно так, надо полагать, думали в Москве, когда из Вильно в русскую столицу в марте (sic!) 1562 г. прибыл королевский посланник пан Баркулаб Корсак.
