Итак, что же произошло во второй половине дня 26 января 1564 г.? Согласно московской версии, «бояре и воеводы сошлись без вести с литовским людьми со многими», и, будучи не готовыми к «прямому делу» («не токмо доспехи успели на себя положить, но и полки стати не успели, занеже пришли места тесные и лесные»), были опрокинуты «исполнившимся» неприятелем и в беспорядке бежали с поля боя, бросив обоз531. Литовская версия выглядит несколько иначе. Тот же гетман в своей реляции писал о том, что «стоял он (неприятель. – В. П.) покойно в боевом порядке, нисколько не трогаясь с места, до тех пор, пока я также устроил свое войско и сделал, как следовало, все нужные распоряжения»532, т. е. русские успели привести себя в надлежащий вид и были готовы встретить удар литовцев. О том, что русские развернулись в боевой порядок, писал и оставшийся анонимным литвин – участник сражения (кстати, он также сообщал, что гетман с пехотой и артиллерией поспел к концу боя и главную роль в литовской победе сыграл гетман польный Г. Ходкевич). И далее он сообщал, что бой представлял собой серию стычек, в ходе которых литовское командование, вводя в бой все новые и новые силы, добилось победы и обратило неприятеля в бегство533. При этом русская и литовская версии сражения различаются и в характеристике длительности боя и размеров поражения русских – согласно первой, схватка была скоротечной, а потери относительно невелики, вторая же, наоборот, описывает столкновение как длительное, после чего победители гнали и секли, как траву, бегущих долгое время.
На наш взгляд, каждая из этих версий дает лишь часть картины, полная же выходит только тогда, когда соединить их вместе. Попробуем это сделать.
Прежде всего необходимо определиться со временем, когда произошел бой. Литовские и русские источники сходятся в одном: «дело» прилунилось к позднему вечеру и закончилось уже ночью, при свете месяца534. Отсчет ночных часов начинался в это время примерно с 16.00, следовательно, и завязка боя может быть отнесена к несколько более раннему моменту. Поскольку русское войско находилось уже четвертый день на марше, то, очевидно, оно готовилось к остановке на ночлег535. При этом большая часть русского войска и обоза еще не вышла на открытую местность из леса и оставалась в стесненных условиях узкой и заснеженной лесной дороги. Стычки, которые начались около 15.00 между русскими сторожами и литовскими передовыми отрядами (в авангарде литовского войска шли роты Б. Корсака и ротмистра Г. Баки536), шли с переменным успехом и никак не потревожили русское командование. Захарья Плещеев, похоже, не придал этому значения, поскольку подобные столкновения между сторожевыми отрядами шли все предыдущие дни, и не стал бить тревогу, рассчитывая справиться своими силами (две литовские роты насчитывали несколько сот всадников, от силы 300–400, тогда как Передовой полк порядка тысячи, если не больше). Шуйский же, успокоенный известиями, что приходили к нему от Плещеева, не обратил внимания на завязавшийся на выходе из леса бой, посчитав его обычной стычкой на аванпостах. К тому же дело шло к ночи, а начинать серьезный бой перед наступлением темноты было нелогично.
Тем временем к месту схватки подошел польный гетман и, сориентировавшись в ситуации, развернул свои роты в боевой порядок537. Плещеев также начал выстраивать свой полк538, намереваясь сбить немногочисленные, как он полагал, литовские роты с поля боя (сумерки и характер местности, заросшей густым кустарником, мешали воеводе верно оценить ситуацию). Однако Ходкевич не дал ему времени, чтобы его бойцы «положили» на себя доспехи и завершили боевое построение. Он ввел в бой свежие силы свой собственный почт, роты М. Сапеги, князя Б. Соломерецкого, Ю. Зеновича и, видимо, Ф. Кмиты (до 1 тыс., если не больше, всадников – только рота Кмиты насчитывала 200 «коней»)539.
Для Плещеева и его людей появление на поле боя массы неприятельской конницы, ударившей разом «в копья» (основная масса литовских всадников вооружалась по традиции копьем и щитом)540, оказалось полностью неожиданным. Не выдержав их удара, ратники Передового полка бросились врассыпную, и на их плечах торжествующие литовцы врезались в разбивавших бивуак людей Большого полка. Русских, не ожидавших такого поворота событий, охватила паника, и мгновенно превратившееся в толпу войско волной покатилось назад, смешав походную колонну Сторожевого полка, подтягивавшуюся к выходу из леса. Воеводы и их свита пытались, судя по всему, остановить бегущих и сдержать неприятеля, но их усилия были тщетны. Видимо, во время одной из таких скоротечных стычек был ранен и сбит с коня большой воевода князь П.И. Шуйский.
Успех атаки, предпринятой Ходкевичем, был полный. Когда к месту боя подошел Радзивилл, все было кончено. Русское войско, бросив обоз, бежало, преследуемое литовцами, осталось собрать пленных и подсчитать трофеи, которые оказались богатейшими. Радзивилл писал о пяти тысячах возов со всевозможными животами, так что, продолжал он, «наш брат, Литовец, вдоволь позапасся съестными припасами, мехами, одеждою и серебряною посудою, как-то, стаканами и другим, употребляемым для питья, скарбом, также множеством лат, панцирей и разных воинских орудий, которые находились в обозе, сверх того, что Москвитяне имели на себе, так что никто не остался без хорошей поживы»541. Особо не стесняясь, Радзивилл в своей реляции писал о 9 тыс. побитых московитов, усеявших своими телами пространство от места боя и дальше к северу на протяжении 5 миль. Кардинал Коммендони писал уже о 10 тыс. убитых, а дальше фантазии польских и литовских хронистов и корреспондентов разыгралась. М. Бельский исчислил побитых московитов в 20 тыс., а М. Стрыйковский уже в 25 тыс. Но всех переплюнул составитель «Хроники литовской и жмойтской», у которого число побитых неприятелей выросло аж до 45 тыс.!542
Источники с русской стороны более скромны в оценках потерь. «На том деле детей боярских побили и в полон взяли и которые безвестны – до полутораста человек», – писал составитель официальной русской истории Полоцкой войны и, завершая свой рассказ, отметил, что «иные бояре и воеводы, которые в том походе были, и дети боярские и стрелцы и боярские люди ушли в Полтеск своими головами». Составитель позднейшего Пискаревского летописца писал о том, что литовцы «воевод побили и поймали многих дворян, семьсот человек больших дворян и детей боярских имянных»543. О немногих побитых детях боярских писал и псковский книжник544. Эти цифры внушают больше доверия, нежели эпические данные, о которых писали в «той» стороны уже хотя бы потому, что во всем войске Шуйского людей было меньше, чем насчитали литовцы и поляки. К тому же и сами условия, в которых происходил бой, отнюдь не способствовали большим потерям с русской стороны – ночь и лес явно были не на стороне Радзивилла и Ходкевича. Впрочем, немалые потери неизбежно должны были понести стрельцы, казаки и кошевые, находившиеся в обозе, так что если посчитать общие потери русской рати в 1,5–2 тыс. ратных и обозных людей, то это не будет, на наш взгляд, сильным преувеличением.
Однако не в потерях убитыми, ранеными и пленными состоял главный урон русского войска. Был полностью утрачен весь обоз со всем имуществом и амуницией, так что уцелевшие после боя ратные люди остались без оружия, доспехов, коней и припасов, утратив тем самым боеспособность. Большие потери понес, судя по всему, и командный состав. Большой воевода был убит, и обстоятельств его смерти остались невыясненными. М. Стрыйковский и М. Бельский писали, что князь Шуйский был убит топором некоего «сЫора», составитель же Пискаревского летописца писал о том, что-де «князя Петра Шуйского збили с коня, и он з дела пеш утек и пришол в литовскую деревню; и тут мужики его ограбя и в воду посадили. И сведал виленской воевода и тех мужиков велел переимати и казнити, а тело выняти, и погребе чесно в Вильне в Стонис[л]аве в римской церкви. И сам за ним шел и погреб возле великого князя дочери Елены, коя была за Олександром, королем литовским»545. В плен попали воевода Передового полка 3. Плещеев и третий воевода Большого полка князь И.П. Охлябинин, а также ряд других «людей зацных», голов и именитых детей боярских (среди прочих был некий С. Хохолин, стрелецкий «тысячник», а также, если верить польским хроникам, некий О. Быков, пушкарский голова, истинный богатырь ростом в полторы сажени)546.
