Не вдаваясь больше в подробности этого сюжета, разобранного тем же Р.Г. Скрынниковым830, отметим, что это был не первый случай, когда литовская сторона пыталась привлечь на свою сторону московских бояр. Если не вспоминать времена боярского правления в годы детства Ивана Грозного, то мотив неуважения Ивана Грозного и его немилосердного отношения к своим воеводам прозвучал уже в письмах, которые М. Радзивилл Рыжий отослал воеводам Тарваста в 1561 г.831 Однако тогда речь шла о рядовых воеводах, теперь интрига была выведена на самый верх русского политического Олимпа.
Создается четкое впечатление, что Сигизмунд ждал летом 1567 г., чем закончится миссия Козлова и удастся ли переманить на свою сторону более значимую в политическом отношении, чем Курбский, фигуру. На это обстоятельство указывала, к примеру, негативно настроенная по отношению к царю А.И. Хорошкевич832.
Миссия Козлова, как известно, закончилась провалом. Королевский посланец был схвачен (по мнению Р.Г. Скрынникова, он был арестован и выдан царю Федоровым833) и после произведенного розыска был казнен. Адресаты королевских писем в своих ответах отказались от щедрых предложений с «той» стороны (при этом, по единодушному убеждению историков, ответы Бельского, Мстиславского и Воротынского были написаны чуть ли не под диктовку самого Ивана), причем в достаточно резкой форме. Лишь послание Федорова Ходкевичу было выдержано «в доверительно-укоризненной» тональности, и, как отмечала А.И. Хорошкевич, его ответ «сохранял возможность для продолжения политической дискуссии и даже для заключения перемирия»834. Эти письма были отправлены адресатам между 2 июля и 6 августа 1567 г.835, следовательно, уже к середине августа у Сигизмунда сложилось представление, что его интрига закончилась неудачей.
Так полагал (или делал вид, что полагал?) и Иван Грозный, который в августе 1567 г. заявил английскому послу А. Дженкинсону, что вся эта история с посланиями от короля к его боярам и английским купцам была не чем иным, как попыткой Сигизмунда посеять рознь и недоверие между ними и царем836. Однако не была ли вся эта история с отправкой Ивана Козлова своего рода «операцией прикрытия», призванной скрыть следы более серьезной интриги?
Несколько свидетельств с «той» стороны. У М. Бельского в его «Хронике» миссия Козлова увязана была с намерением неких неназванных влиятельных московских бояр передаться на сторону короля и выдать ему Ивана Грозного, как только Сигизмунд с войском, собранным в Радошковичах, выступит в поход837. А. Шлихтинг в своих «Новостях из Московии» писал, обращаясь к Сигизмунду, что «три года назад (эти «Новости» датируются осенью 1570 г.838, следовательно, речь шла о событиях 1567 г. – В. П.) в.к. в были в походе, то много знатных лиц, приблизительно 30 человек, с князем Иваном Петровичем (Шуйским) во главе, вместе со своими слугами и подвластными, письменно обязались, что передали бы великого князя вместе с его опричниками в руки в.к. в, если бы только в.к. в двинулись на страну». Этого не случилось, продолжал Шлихтинг, так как Сигизмунд промедлил с выступлением, и Иван раскрыл заговор (благодаря предательству некоторых заговорщиков, среди которых был двоюродный брат Ивана князь Владимир Андреевич и князья И.Д. Бельский и И.Ф. Мстиславский). Но, чтобы не попасть в руки врагов, Иван Грозный по совету Владимира Старицкого и его конфидентов спешно покинул военный лагерь и отъехал в Москву, передвигаясь без остановки днем и ночью839. Можно привести и другие иностранные свидетельства, однако, чтобы не повторяться, адресуем заинтересовавшихся этой проблемой к А.А. Зимину, собравшему сводку сведений о боярском заговоре 1567 г.840
Р.Г. Скрынников, дополнив собранные А.А. Зиминым свидетельства, пришел к выводу о том, что дать однозначный ответ на вопрос, был ли заговор, нельзя. «Ясно лишь, что налицо было весьма опасное настроение, общее негодование против насилий и произвола опричнины», и что это недовольство должно было вылиться в некий заговор с целью устранения Ивана Грозного от власти и возведения на трон Владимира Старицкого841.
На наш взгляд, если добавить к этим свидетельствам показания А. Дженкинсона (случайно ли он в своем отчете о разговоре с Иваном Грозным указывал на просьбу русского царя включить в договор с Елизаветой Английской статью, предусматривавшую возможность получить убежище в стране союзника?842), любопытное место из письма Сигизмунда М. Радзивиллу Рыжему, которое приводит Б.И. Флоря843, а также странное, если не сказать больше, поведение Сигизмунда II во время осенне-зимней кампании 1567 г. (с перемещениеми лагеря литовского войска и промедлением с открытием боевых действий) и внезапное прекращение Иваном Грозным своего похода, то напрашивается вывод: нет дыма без огня. Слишком много свидетельств с «той» стороны, чтобы их отвергнуть как неправдоподобные844. Заговор, подпитываемый из-за литовского рубежа, видимо, был – другой вопрос, как далеко зашли заговорщики и насколько верны слухи об их готовности схватить Ивана и передать его Сигизмунду?
В завершение этого сюжета с московским боярским заговором 1567 г. отметим, что не только Сигизмунд пытался использовать литовских «доброхотов» в Москве, чтобы добиться своих целей в войне. Годом ранее Иван Грозный попробовал заручиться согласием Яна Глебовича (того самого полоцкого воеводича) на посреднические услуги в деле «перетягивания» на сторону Ивана видных литовских магнатов на случай, если придется голосовать за московского государя на выборах великого князя Литовского. Этот замысел был раскрыт литовской стороной, и Глебовичу с трудом удалось оправдаться, но выполнить свое обещание после этого он уже не мог845.
Таким образом, можно предположить, что Сигизмунд как мастер политической интриги сумел выстроить летом – осенью 1567 г. многоходовую комбинацию. Разыгрывая ее, он рассчитывал одним выстрелом убить двух зайцев – внутриполитического (через формирование нужного отношения в литовской правящей элите по отношению к унии, причем эта цель была первостепенной) и внешнеполитического (через отстранение Ивана Грозного от власти посредством дворцового переворота). В первом случае королю удалось добиться желаемого, а вот во втором – лишь частично. Иван был вынужден отказаться от продолжения похода, но, прежде чем повернуть назад, он указал оставить в Торопце и Великих Луках «для приходу литовских людей» немалое войско – 5 полков, 11 воевод во главе с князем И.А. Шуйским (примерно 10–11 тыс. «сабель и пищалей»)846. Так на минорной ноте закончился 1567 г. – шестой год Полоцкой войны. И на этот раз ни одной из сторон не удалось добиться поставленных целей. Война продолжалась.
Глава VI
Шел последний год войны…
1. Пушки продолжают говорить…
Начало 1568 г. ознаменовалось активизацией боевых действий. В разрядных записях после известия о составе войска, сосредоточенного, по литовским вестям, в Торопце и Великих Луках, сказано, что «тое же зимы (т. е. 1567/68 г. – В. П.) посылал государь с Лук Великих воевод своих в литовскую землю воевать под Рую (Друю. – В. Л.), да под Ыскашь, да под Бряславль на три полки»847. Набег этой небольшой (не больше 1,5–2 тыс. всадников, судя по всему, по большей части татар) «лехкой» рати под началом князя И.А. Канбарова не мог нанести большого ущерба литовским волостям848, однако он должен был продемонстрировать Сигизмунду волю Ивана продолжать борьбу и тщетность расчетов литовского «брата» на внутренние нестроения в Москве.
