Взявши Изборск, князь А. Полубенский, уже заслуживший к тому времени славу искусного «полевого командира», прислал псковскому воеводе Никите Замыцкому грамоту. В ней князь писал следующее: «Ведомо вам буди: Божиим соизволением, а государя нашего краля полского счастием и нашими верными послугами город Изборск в руках государя нашего великого короля полского; и вы б о том ведали и вперед не вступались и в волости те, что к Изборску тягнут». И далее вольмарский староста требовал, что «если захочете мир становити межи государи, мир о добром деле, и вы нашим старостам и ротмистром дайте покой до росказанья государей наших»919.
Известие о взятии Изборска «изгоном» немедля вызвало ответную реакцию Ивана Грозного – в Москве, похоже, сразу оценили, чем может обернуться этот казус. Немедля была собрана рать на три полка, во главе которой был поставлен боярин М.Я. Морозов, а его заместителем стал опытнейший воевода И.В. Шереметев Меньшой. Известным нам по прежним походам князь Ю.И. Токмаков командовал в ней нарядом. Кроме того, земская рать была усилена по приказу Ивана опричной ратью, во главе которой стояли боярин З.И. Очин Плещеев920.
Операция по возвращению Изборска, учитывая русские расстояния, была осуществлена молниеносно. Земские и опричные воеводы, «к Изборску пришед город Избореск осадили и из наряду по городу били; и Божиим милосердием Избореск у литовских людей взяли», пленив около сотни литовских шляхтичей, служебных людей и пахоликов, которые и были присланы в Москву как живое подтверждение одержанной победы921.
На все про все, если Штаден не ошибся, у русских ушло две недели – быстрота и оперативность более чем достойные удивления, особенно на фоне той организационной и административной неразберихи и медлительности, проявленной литовцами в «крепостной войне» и восстановлении Улы. Сам Иван был чрезвычайно доволен решительными действиями своих воевод и отправил к ним сына боярского Романа Бутурлина «з золотыми» в качестве наград922. Награду в виде «золотого московского большого» получил и князь Ю.И. Токмаков – надо полагать, что царь тем самым оценил его верную службу не только в изборском походе, но и успешные действия по возведению и обороне от литовцев Суши летом предыдущего года.
Изборский казус вполне мог стать casus belli и привести к срыву только-только возобновившихся дипломатических контактов. Иван Грозный возмущенно писал Сигизмунду о том, как князья Полубенские, «пришедъчи нехрестианъским обычаем через твое слово, брата нашого, и через нашу опасъную грамоту на твои послы, брата нашого, сославъся з нашими изменъники, безбожным обычаем, в наш пригородок во Псковъский в Изборейск с нашими изменъники въехали»923. Однако дальше этого возмущения, высказанного в послании, датированном 24 февраля 1569 г., царь не пошел, хотя мог бы это сделать – 12 января, т. е. спустя день после того, как князь Полубенский со товарищи «засел» Изборск, он получил из Смоленска от тамошних воевод письмо с сообщением, что Сигизмунд отправил своих великих послов, которые вот-вот должны прибыть в Оршу924. Иван же, посовещавшись с боярами, решил отправить в Литву своего гонца с письмом с изборскими претензиями, а также с новой опасной грамотой, ибо прежняя из-за действий вольмарского старосты была «порушена».
3 февраля Иван получил письмо из Смоленска, что литовское великое посольство явится на рубеж 15 февраля. 21 февраля он был извещен, что 15-го посланники от Сигизмунда пересекли границу. 28 февраля царский гонец с «изборским» письмом, новой опасной грамотой и соответствующими инструкциями покинул Москву925. 15 марта Мясоедов выехал из Смоленска на русско-литовский рубеж, где его встретили литовские приставы и повели с собою дальше, в Оршу.
Тем временем великое литовское посольство медленно ехало к Москве. 27 февраля Ивану доложили, что оно миновало последний ям перед столицей, и на следующий день королевский гонец Ф. Скумин с сопровождавшими его лицами и купцами, на свой страх и риск решившими попытать счастья на Руси, прибыл в Москву. Сам Иван, правда, в это время отсутствовал в столице, пребывая в своей резиденции в Александровской слободе, откуда он вернулся в Москву только 20 марта и 22-го принял королевского посланца. 2 апреля, выполнив свое поручение, передав грамоту королевскую Ивану и королевские же слова, Ф. Скумин отъехал обратно с царскими грамотами на руках. В первой из них говорилось об обмене гонцами и о том, что Иван ждет великих послов на Петров день, 29 июня, или на день Ильи-пророка, т. е. 20 июля. Во второй грамоте речь шла об обмене тела жены бывшего полоцкого воеводы Довойны, которая умерла в Москве, на тело убитого после поражения на Уле воеводы князя И.И. Шуйского926. На всякий случай Иван приказал, чтобы Ф. Скумин был отпущен за границу не раньше, чем прибудет на нее Ф. Мясоедов. Этот размен состоялся 17 июля 1569 г., а уже 23-го Мясоедов был в Москве, откуда незамедлительно отъехал в Вологду, где в это время пребывал Иван Грозный.
С собой Мясоедов доставил королевскую грамоту. В ней, помимо всего прочего, Сигизмунд писал Ивану, что рейд Полубенского на Изборск стал ответом на неоднократные набеги, которые учиняли государевы ратные люди на ливонские волости, находившиеся под управлением королевских старост и державцев. По словам короля, 2 декабря 1568 г. некие братья Ивашенины, Григорий и Иван, приходили из Юрьева посылкой тамошнего воеводы князя А. Пронского на окрестности замка Эрмес (ныне Эргеме) «и там сказу и плен чинили, людей многих в полон повели, а статки их побрали». Спустя шесть дней братья с детьми боярскими, казаками и стрельцами снова объявились в литовской Ливонии, на этот раз под замком Кашгельм (Кирхгольм, совр. Саласпилс?) «и также воюючи, много шкод поделали». 11 декабря из Говьи/Адзеля от воеводы князя Г. Оболенского голова Никита Аничков приходил с ратными в Трекатскую волость (за которую, кстати, отвечал князь А. Полубенский) и там «немало пошкодили и в полон людей свели». 12 декабря другой «выходец» из Говьи, некий Лось, пришел под замок Шмильтен (ныне Смилтине), а затем, спустя три дня, он же объявился в Трикатской волости, и везде «шкоды не мало починил, людей бил, мордовал, а других в полон свел». 20 декабря голова Иван Киреев со многими людьми, выступив из Говьи, опустошил волость Тырмо, а 256-го все из той же Говьи другой голова, Никита Аничков, напал на Шмилтенский повет и чинил там немалые козни и мордовал тамошних обитателей. И в завершение этого длинного списка обид, причиненных подданным короля московскими служилыми людьми, Сигизмунд писал о том, как в начале января 1569 г. русские напали на мызу некоего королевского «земянина» Яна Блюма, «его самого взяли и вся люди, маетность его, побрали», после чего попытались взять замок Мариенгаузен (совр. Виляка)927. Естественно, продолжал король, что князь Александр, видя все эти безобразия, решил отомстить и, подступив к Изборску, взял его (каков, однако, неожиданный поворот сюжета изборской истории!).
Как видно из этого «обидного списка», не только литовцы совершали успешные набеги на контролируемые русскими территории, но и русские не менее успешно отвечали ударом на удар и набегом на набег. И такая картина, надо полагать, имела место быть не только в «Ифлянской земле», но и в Полоцкой земле, на Смоленщине и прилегающих к ней литовским волостям – везде, где владения Ивана соседствовали с владениями Сигизмунда.
