Столкнувшись с упорством бояр в отстаивании интересов своего государя, 10 июня польские послы попытались зайти с другой стороны и соблазнить Ивана Грозного возможностью стать королем Речи Посполитой – мол, у короля нет наследника, «а королева рада обе тебе прихиляютца и потомству твоему, что у короля детей нет». Потому-то, продолжали послы, пока король жив, то и радные паны, и шляхетство «смотрят на короля», а как «его Бог приберет, и рада обе поспол прихиляетца к тебе ко государю». И в знак своих добрых намерений и готовности быть избранным на трон Речи Посполитой не согласился бы государь на те условия, что привезли с собой послы?964
А.Л. Хорошкевич, рассказывая об этом эпизоде, писала о том, что «царь принял это заявление всерьез» и «легко попался на этот дипломатический крючок», рисуя Ивана Грозного этаким простаком, которого легко обвести вокруг пальца965. Однако из дальнейшего хода переговоров это никак не следует – царь, приняв к сведению это щедрое предложение966, продолжал, однако, гнуть свою линию. И линия эта хорошо просматривается в многочасовой речи 10 июня, которую Иван Грозный произнес (именно произнес, а не зачитал) в ответ на лестное, казалось бы, предложение, сделанное польской стороной. В ней царь продемонстрировал недюжинные познания в истории русско-литовских отношений и четко расставил акценты, выделив основные спорные моменты в них и кто, в конечном итоге, виновен в разлитии христианской крови967.
После этого переговоры продолжались еще несколько дней. Согласование начертания границы оказалось незавершенным. Де-факто стороны молча согласились на ту линию «границы», которая сложилась к моменту начала переговоров по итогам предыдущих боевых действий. Аналогичным образом оказался разрешен и вопрос о границах русских и польских владений в Ливонии. В итоге, поторговавшись о сроках перемирия, стороны решили заключить его на три года, «от лета 7078-го от Петрова дни до Петрова же дни лета 7081-го», договорившись, что в эти годы «на обе стороны войны не быти, и городов не заседати, и новых не ставити». По истечении же срока перемирия предполагалось возобновить переговорный процесс, «слати на обе стороны великих послов, которые б могли меж государей делати и о спорных землях договор чинити»968.
Таким образом, 18 июня 1570 г. в Москве была достигнута договоренность о прекращении войны. Обе стороны, изрядно вымотавшиеся в ходе этого конфликта и испытывавшие серьезные внутренние проблемы, молчаливо согласились с тем, что спорные территории будут поделены по принципу uti possidetis. Однако «по очкам» все же перевес остался на стороне Москвы. Пускай она не смогла добиться установления своего контроля за всей Полочанщиной, оставив ее левобережную часть на литовской стороне, однако сам Полоцк она смогла удержать, превратив правобережную часть Полоцкого повета в укрепленный плацдарм для дальнейшего наступления на теперь уже Речь Посполитую. Была решена и другая, не менее важная задача – Ливония оказалась де-факто поделена между Русским государством, Данией, Швецией и Речью Посполитой, и последнему Ягеллону не удалось наложить свою руку на ливонское наследство целиком.
Мир, конечно, получился шатким и неустойчивым, компромиссным, и условия этого компромисса не удовлетворяли ни ту ни другую стороны. Новая война была неизбежна, но на тот момент и худой мир все же был лучше доброй ссоры, а Москве сейчас, в 1570 г., даже такой мир был очень нужен – на повестке дня стоял крымский вопрос. Ошибка, допущенная в середине 1540-х гг. и не исправленная в 1550-х гг., дала о себе знать в самый неподходящий момент. После Астрахани впереди были сожжение Москвы татарами в 1571 г. и многодневное сражение на дальних и ближних подступах к русской столице, завершившееся победой государевой рати над басурманами при Молодях в 1572 г. И эта победа стала возможной во многом благодаря тому, что Иван Грозный, здраво оценив внешнеполитические перспективы и свои возможности, пошел на серьезные уступки «брату» Жигимонту.
Мир был необходим и Речи Посполитой. Она нуждалась в нем уже хотя бы потому, что Люблинская уния поставила перед литовской и польской правящими элитами целый ряд серьезнейших вопросов внутреннего обустройства нового соединенного государства, не говоря уже о том, что расстроенные войной система государственного управления, хозяйство и финансы бывшего Великого княжества Литовского нуждались в немедленной поправке. К тому же не за горами были и выборы нового короля – у слабевшего Сигизмунда II не было законных наследников, а решать все эти вопросы в условиях войны было весьма затруднительно. Как результат, очередная русско-литовская война подошла к концу, оставив после себя ворох неразрешенных проблем.
Как выиграть сражение, но проиграть войну…
Вместо заключения
Подведем краткие итоги нашего разыскания. Полоцкая война 1562–1570 гг., возникшая из-за не разрешенных ранее противоречий двух государств, претендовавших на доминирование в Восточной Европе, имела непреходящее значение и для них, и для всего региона в целом. Попытка Великого княжества Литовского вернуться к активной внешней политике и вмешаться в процесс раздела «ливонского наследства» обернулись для Вильно горьким разочарованием. Ни общество, ни государство Литвы оказались не готовы к войне и, ввязавшись очертя голову в конфликт, очень скоро показали свою неспособность к напряженной и упорной, требовавшей мобилизации всех сил и средств работе для достижения успеха в этой борьбе. «Литовско-Русское государство, – писал М.К. Любавский, – создавшееся из более устойчивого общественного материала, оказалось менее устойчивым в борьбе за самостоятельное существование, чем государство Московское». Польские права и вольности, продолжал историк, способствовали ослаблению литовской государственности, препятствовали развитию сильной централизованной власти, лишая ее возможности противостоять восточному соседу. Как результат, отмечал он дальше, в критические минуты, когда требовалось приказывать из центра, эти вольности вынуждали Сигизмунда II «сеймовать со „станами44 и приглашать их к добровольным жертвам на алтарь отечества», однако «воспитанные в областном и вотчинном, а не общегосударственном патриотизме, землевладельцы предпочли пожертвовать не „горлами44 своими и „статками44, а самостоятельностью своего государства, дабы с меньшим „накладом44 давать отпор неприятелю»969.
Быть может, кое-что в этой оценке причин неудачи Великого княжества Литовского в Полоцкой войне сегодня покажется натянутым и даже ошибочным, однако, на наш взгляд, главное было верно уловлено историком – литовская государственность в годы Полоцкой войны провалила экзамен на зрелость, а история не дала ей шанса на пересдачу. Русское же государство, напротив, прошло через это испытание и не сломалось под грузом еще более тяжелых проблем, чем те, с которыми столкнулось Великое княжество Литовское. И самое удивительное в этом то, что, в принципе, и Московия, и Литва как государства сложились на одной и той же исторической «почве», имея своим предшественником средневековую Русь, и в своем развитии прошли в общем схожие до поры до времени этапы. Если же попробовать найти ту точку невозврата, когда исторические пути Руси литовской и Руси московской разошлись, то, пожалуй, мы бы поставили на 30 – 40-е гг. XV столетия, ознаменовавшиеся для будущей Московии «Войной из-за золотого пояса» между Василием II, с одной стороны, и его дядей Юрием Дмитриевичем и сыновьями Дмитрия Юрьевичами – с другой, а для Литвы – междоусобицей 30-х гг. того же столетия за наследство великого князя Витовта970.
