Перед каждой операцией мы с техниками собираемся в просмотровой — в маленькой комнатке, три на полтора. Одна из ее стен освещена изнутри — на ней мы вывешиваем снимки. Еще там стоит высокий монитор, на котором отражается трехмерная реконструкция мозга. Ее можно вращать как угодно — трекбол позволяет. Вот там мы и обсуждаем все планы на день и только потом начинаем операцию.
В тот день, когда я решился, Джефф и Хизер — наши техники — были в просмотровой. С ними вместе был представитель компании, производящей медтехнику, — специалист из отдела продаж. Мы рассматривали аневризму и сосуды. Я уже представлял, как буду работать, но почему-то именно в тот день решил спросить остальных, какие инструменты могут здесь пригодиться. Естественно, сотрудник компании предложил их приборы. Этого и следовало ожидать. Когда мне показалось, что мы рассмотрели этот случай уже со всех сторон, я вдруг почувствовал, как забилось сердце, и просто сказал:
— Мне кажется, здесь еще поможет молитва. И я хотел бы помолиться об этом больном вместе с вами, а потому спрошу, уместно ли это. Я ценю наши отношения, и мне очень важно знать, что я вас ни к чему не принуждаю. Если не хотите, вы вольны отказаться.
Все трое замерли, не говоря ни слова. В их повседневной рутине появилась новая проблема. Может, они гадали, не спятил ли я, — а потом, казалось, все как один пожали плечами, словно говоря: «Как угодно». Они не знали, что делать, пока я молился, и просто смотрели в пол. Мы все чувствовали себя неловко, но никто не ушел.
— Отец наш Небесный, — начал я, — спасибо Тебе за нашу работу и за то, что мы в силах излечить эту аневризму у мистера Симмонса. Прошу, дай нам понять, что делать и когда остановиться. Благодарю Тебя за Джеффа и Хизер. Им предстоит помочь нам: молю, дай им зоркость и чуткость. Благослови их родных и близких. Подари нам радость на этой операции. Во имя Иисуса, аминь.
При этом мы вошли в операционную, заняли места и работали так, как будто ничего необычного не случилось. На следующей неделе я сделал то же самое и с тех пор поступал так почти всегда. Относились мы друг к другу так же, как и прежде. Против молитвы никто не возражал — даже несмотря на то, что некоторые из нас разделяли иные религии или вообще были к ним равнодушны. Так проходили недели. Я заметил, что чаще радуюсь во время операций, и казалось, у нас возникало меньше осложнений. Мои помощники стали как-то теплее относиться и к больным, и друг к другу. Они поняли, что я отношусь к своей вере серьезно, но их при этом не осуждаю, и моя беседа с Богом — не пустой ритуал, а нечто живое и действенное.
Тем не менее, я все гадал, что они думали на самом деле. Смирились с тем, что работают чудаком-хирургом? Не хотели терять мое расположение? Но вскоре я увидел: за этим крылось большее. Как-то раз я так спешил на срочную операцию, что забыл помолиться. Я надел халат и перчатки и пошел к столу, где лежал подросток. Лидия, одна из наших техников, упрятав длинные волосы под синюю шапочку, преградила мне путь.
— А молитва? — спросила она.
Наверное, от нее я меньше всего ожидал услышать такие слова. Лидия была красавицей и от всего сердца жалела больных. Ее образ жизни, возможно, вызвал бы у приверженцев религии немало вопросов. Но молиться перед операциями она любила. И ее серьезный взгляд из-под защитных очков показал мне, что она не притворялась. Она на самом деле проявляла заботу о больном и хотела, чтобы я обратился к Богу с молитвой.
— Да, конечно, — сказал я из-под маски, легонько сжал ее руку — перчатки мы уже не снимали — и другой рукой прикоснулся к больному, накрытому тканью. — Господи, будь с этим мальчиком. — Лидия закрыла глаза и коснулась ноги больного. — Дай нам мудрость и умение. Дай нам вовремя увидеть любую опасность и успешно провести операцию. Во имя Иисуса, аминь.
Мы открыли глаза, и наши взгляды встретились. Она излучала уверенность, и мне стало лучше. Этой простой молитвой Бог укрепил и каждого из нас, и всю нашу команду.
Прошло несколько недель, и Хизер загнала меня в угол. Я был в просмотровой и записывал на диктофон историю болезни. Она вошла и села рядом, странно глядя на меня.
— Вы изменились с годами, — сказала она. — Я вижу. Вы уже не тот, кем были.
— Правда? — уклончиво переспросил я.
— Как вы обрели веру? — прямо спросила она. — Внезапно?
Я остановил запись.
— Постепенно.
Как мог, я рассказал ей, что со временем понял: в жизни было нечто большее, нежели работа во имя славы и денег. Цель могла быть намного выше, — но к ней нужно было стремиться.
Какое-то время Хизер молчала.
— Мой муж потерял работу, — резко сказала она.
— Мне очень жаль, — ответил я.
Она отмахнулась — помогла профессиональная выдержка. Но ее явно одолевали эмоции.
— Прошлой ночью мы вместе молились, — сказала она. — Впервые за весь наш брак. Думала, вы захотите узнать.
— А вот это хорошая новость, — улыбнулся я, чувствуя, как нарастает радость. — И как?
— Прекрасно, — вздохнула она. — Нам это было нужно.
— Горжусь вами, — поддержал я. — Надеюсь, вы продолжите в том же духе.
Она кивнула.
— Знаете, мы все очень ценим, когда вы молитесь перед операцией, — она замолчала, и я вдруг ощутил, что ей нужен не просто разговор. Она хотела какой-то помощи.
— Не возражаете, если я помолюсь о решении вашей проблемы? — предложил я.
— Конечно. Если можно, — выдохнула она.
— Отец наш Небесный, Ты знаешь Хизер и Брюса, — сказал я. — Ты знаешь, через какие трудности с деньгами им приходится проходить. Знаю, Ты уготовил им нечто хорошее, ибо Ты благ. И все же Брюсу прямо сейчас нужна твоя помощь. Он должен принять лучшие решения для своей карьеры и семьи. Молю, благослови их на этой неделе, сделай нечто особенное, чтобы они знали, что это пришло от Тебя. Во имя Иисуса, аминь.
Я открыл глаза. Она плакала. Тот же покой, который наполнял просмотровую по утрам, когда мы молились, теперь проник в ее сердце, и она сделала шаг навстречу Богу — источнику этого покоя.
Вскоре Брюс решил сменить профессию и вернулся в школу — выучиться на медицинского техника. Это был благотворный прорыв. Потом они нашли церковь по душе, и их путь к Богу продолжился.
* * *
Следующей преградой стала молитва в присутствии коллег. У меня было мало возможностей молиться вместе с другими врачами, и я особо этих возможностей не искал. Во всей больничной иерархии я больше всего опасаюсь осуждения врачей.
Иногда производители медтехники приглашают меня провести семинар — обучить других, как использовать новые аппараты. И вот как-то раз я отправился в клинику в другой город. Там мне предстояло научить двоих — к слову, мусульманина и индуса, — тому, как использовать новый внутричерепной стент для лечения сложных аневризм. По сути, я ехал как проктор — посмотреть, кое-что посоветовать да рассказать пару полезных историй из опыта.
