— Как вы, поладили? — спросил я позже на одной из наших встреч.
— Они мне как сестры, — ответила она. — У меня никогда не было сестер. А теперь есть.
Ей становилось все лучше. Симптомы уже проявлялись не столь сильно. Частота приступов с полусотни в день снизилась до десятка, а потом до пары-тройки. Наконец Шарлотта сдалась и рассказала, что с ней сделал Алан. Мы просматривали снимки, и вдруг она, казалось, осознала, чем ей грозила травма, — и это понимание ее ошеломило.
— Господи, я ведь умереть могла… — прошептала она. — Я даже не поняла… Мой бывший муж… он тогда сдернул меня с постели за волосы. — Она тихо всхлипнула. — Он много раз пинал меня, бил, толкал. Но тогда… тогда он меня чуть не убил.
Я не удивился. Печально, что она так долго таилась, — но хорошо, что истина наконец-то стала явной. Исповедь очищает душу — в церкви или вне ее, — и на моих глазах она дала благо Шарлотте.
— Какая же я дура, что так долго лгала, — сказала она. — Люди пытались мне помочь. А я знала, что это он, и молчала.
Шарлотта склонила голову. Она стыдилась своих откровений: ей казалось, что врачи, лечащие других, не имеют права страдать, и боялась, что ее осудят. Но я ее успокоил: знание ее секрета никак не повлияло на мое мнение о ней, а понимание причин травмы не повлекло изменений ни в диагнозе, ни в лечении.
А еще я был рад ее новой жизни.
* * *
Вскоре к Шарлотте вернулись силы, и она снова спокойно работала и могла заботиться о детях. Еще она наняла прекрасную няню и обрела больше свободного времени. Об Алане она не слышала уже бог знает сколько — и вдруг на телефоне высветился незнакомый номер.
— Добрый день, — прозвучал женский голос в динамике. — Простите, что беспокою вас. Я сестра из интенсивной терапии. Алан Хансен — ваш бывший муж, верно?
— Да, — ответила Шарлотта после недолгой паузы.
— Дело в том, что ему очень плохо. Он попал в реанимацию — остановилось сердце. Сейчас он в сознании, но плачет и очень хочет увидеть детей. Можете его навестить? Не знаю, много ли ему осталось.
Шарлотта разрывалась. Увидеться с человеком, причинившим ей столько боли? Позволить ему увидеть детей перед смертью? А должна ли она? Или пусть умирает в одиночку?
Но она ведь училась прощать? Как насчет всех этих обид, которые она отпустила? В силах ли она взглянуть в лицо тому, кто чуть ее не убил? Проявить к нему доброту? И обязана ли она это делать?
Шарлотта разрывалась. Увидеться с человеком, причинившим ей столько боли? Позволить ему увидеть детей перед смертью? А должна ли она? Или пусть умирает в одиночку?
Она спросила совета у подруги. Та была против.
— Шиш ему! — сказала она. — После всего, что он сотворил с тобой и детьми, он того не стоит. Он их даже ни разу не повидал.
Шарлотта терзалась целый день. Наконец ей снова позвонила та медсестра.
— Алан очень плох, — сказала она. — Все просит увидеться с детьми. И с вами.
— Не уверена, что смогу, — ответила Шарлотта.
— Прошу вас, — сказала сестра. — Это его последняя просьба. Если можете.
Сострадание проникло в сердце Шарлотты. Она собралась с духом и спустя пару часов вошла в отделение интенсивной терапии. Одна. Из палаты Алана вышел кардиолог, и Шарлотта окликнула его.
— Здравствуйте, — сказала она. — Я бывшая жена Алана Хансена. Что с ним? Скажите как коллега коллеге. Я тоже врач.
— А, это хорошо, — ответил кардиолог. — Раз вы наша, скажу как есть. Я только что слил из его перикарда пол-литра кровянистой дряни. Легкие полны жидкости. За последние дни выкачали пять литров. Это нехорошо. Ему по документам чуть за сорок, но сердце и легкие как у старика в восемьдесят пять. Он едва держится. Такие вот дела.
Он грустно взглянул на нее и ушел.
Шарлотта прошла в палату Алана. Человек в постели ничем не походил на ее бывшего мужа. Он был истощен и слаб. Он скользнул взглядом к двери, словно ожидая увидеть медсестру. Но когда он узнал бывшую жену, на его лице отразилась радость, слитая с отчаянием смертника. Он собрал все силы и помахал Шарлотте рукой.
— Я так рад тебя видеть, — хрипло прошептал он.
— Что с тобой? — спросила она. — Что случилось?
— Не знаю. Я не мог почистить зубы. Не мог переодеться, — он умолк, чтобы отдышаться. — Наверное, все очень плохо. А где дети?
— Дома.
Он помрачнел.
Страх перед Аланом все еще жил в ее душе, и Шарлотта не знала, в каком состоянии его найдет, так что оставила детей в приемной. Но сейчас она понимала: Алан был на пороге смерти. От великана, которого она помнила, остался только скелет. Ее сердце пронзила жалость.
— Алан, — сказала она. — Хочу, чтобы ты знал. Я простила тебе все, что ты со мной делал. Все те страшные вещи.
Он огорченно помотал головой, даже не в силах приподнять ее от подушки. Его взгляд словно говорил, что он не заслужил этих слов.
— Жаль, не смогу все исправить, — прохрипел он. — Все, что я сделал с тобой и с детьми. Все, через что вам пришлось из-за меня пройти…
— Алан, послушай меня, — прервала Шарлотта. — Я простила тебя, но тебе нужно большее. Тебе нужно прощение Бога.
Он посмотрел на нее остекленевшими глазами и слабо кивнул.
— Повторишь за мной? — с тревогой спросила она.
— Хорошо, — тихо сказал он, снова кивнув.
— Иисус…
— Иисус… — равнодушно повторил он.
— Я знаю, что грешен…
— Я знаю, что грешен…
Это задело его сильнее.
— Я ужасно поступал с другими…
— Я ужасно поступал с другими…
— И с близкими…
— И с близкими… — Его голос дрогнул. Теперь он говорил от сердца.
— Я принимаю Твое прощение. Спасибо, что искупил мои грехи на кресте. Я хочу вечно быть с Тобой на небесах. Аминь.
— Аминь, — повторил он со слезами на глазах и слабо кивнул.
— Алан, — сказала Шарлотта. — Жди. Я приведу детей.
* * *
Они навещали Алана еще несколько недель. С каждым днем ему становилось хуже. Он постоянно задыхался, и из легких литрами откачивали кровавую жижу.
— Иисус, помоги мне, — хрипел он. — Господи, помоги мне.
У него вспух левый паховый лимфоузел: врачи нашли рак. По всему телу шли метастазы. Они усеяли перикард и плевру. Как-то онколог показал Шарлотте снимки, и та заплакала. В легких не было ни одного целого участка.
— Он не выйдет из больницы, — признался онколог. — Говорю вам как врач врачу.
Через несколько дней Алан уже не мог дышать. Ему надели респиратор: кислород теперь гнала машина. Когда дети сидели на коленях, они едва могли видеть лицо отца: его закрывала маска. И все же Шарлотта видела огромную разницу между нынешним Аланом и ее бывшим мужем-тираном. Болезнь смирила его; он получил прощение от Бога, и Шарлотта начала его преображать. Он даже делал ей комплименты — впервые за все годы. С детьми он вел себя как любящий отец.
