Она бросила это небрежно, пожав плечами, словно пытаясь показать, будто это ее не волнует. Но скрыть свою боль она не сумела: и напряженность позы, и дрогнувший голос, и взгляд сказали мне, что она просто сжилась с этой горькой обидой, и — так же, как и многие другие, кому довелось страдать, — сделала выбор, желая защитить себя от новых мучений. Раз Бог меня не хранит, не буду в Него верить, — обычная мысль. Не отвечает на мои молитвы — буду делать что хочу и с кем хочу. Да, для таких решений есть причина, и в тот миг, когда мы их принимаем, они кажутся вполне оправданными, — но они же навеки заключают нас в темную клеть одиночества, страха, стыда и, наконец, заболеваний. В отрыве от Того, кто нас создал, мы не в силах обрести истинный мир и покой. Мы можем достичь вершин, и немалых, — но вечную с Ним разлуку Бог не предначертал никому.
Раз Бог меня не хранит, не буду в Него верить, — обычная мысль. Да, для таких решений есть причина, но они же навеки заключают нас в темную клеть одиночества, страха, стыда и, наконец, заболеваний.
В тот момент у меня появилась надежда: может, это Бог позволил нам встретиться? Сколь сильно она воспротивится, услышав о молитве? И как сказать ей правду — так, чтобы она ее услышала и приняла? Я словно шел по канату над бездной. Хочет ли она вернуться к своей вере? Толкать ее насильно — нет, не буду. Но избавить ее от обиды и горечи — да, это я должен сделать: ведь именно из-за них она лишалась и радости, и сил.
— Жаль, что вам довелось через это пройти, — сказал я. — Многие бы разгневались на Бога. И спрашивали бы, как Он мог это позволить.
— Да, многие, — эхом откликнулась женщина.
Многие — так, значит, и она? То есть — Бог для нее по-прежнему существует? Эту-то мысль она не отвергла? Так, уже лучше.
— Клаудия, все мы злимся или обижаемся, когда Бог не исполняет наших желаний, — сказал я. — Это вполне естественно, особенно когда мы страдаем. Проблема в другом. Потом, когда Он нам больше всего нужен, мы уже не можем к Нему обратиться, — ведь некогда мы оттолкнули Его.
Ее глаза расширились от удивления, — но она быстро успокоилась и чуть наклонила голову к плечу.
— Клаудия, вы злитесь на Бога. Я хотел бы помочь вам отпустить гнев, но только если вы согласитесь. Я знаю: Бог на самом деле хочет услышать о ваших чувствах, — сказал я.
— А то Он не знает! — фыркнула она.
— Знает, — кивнул я. — Он читает наши души как книгу и видит все наши мысли. Но подслушивание — это разве отношения?
Она улыбнулась.
— В основе любых хороших отношений — искренность и честность. Бог хочет услышать о ваших чувствах — и сейчас, и в прошлом. Вам было одиноко? Вы боялись? Скажите ему обо всем. У Него сильные плечи; Он выдержит. Если притворитесь, что все нормально, и промолчите — в проигрыше окажетесь только вы.
— Ну, скажу я, и толку с этого?
— Клаудия, заставь я вас прождать два часа в приемной, вы бы, наверное, обиделись — и ждали бы объяснения. А если бы я не извинился и не рассказал, что меня задержало, вы бы решили, что мне все равно, так?
— Ну да, — она с сомнением посмотрела на меня, но позволила продолжить.
— Так и мы. Когда Бог не оправдывает наших ожиданий, мы обижаемся и хотим знать причину. Но Он обычно не отвечает на вопрос: «Почему?» Он ждет, что мы оставим злость и доверимся Ему, узнав, какой Он, — не на слепой вере, но зная, что Он для нас сделал и что нам о Себе рассказал.
— Например?
— Готов поспорить, к вам много чего пришло просто так, от Бога, и вы ничем этого не заслужили. Вот взять Сан-Диего. Здесь же лучшая погода на всей земле, — улыбнулся я.
— Да, согласна, — Клаудия слегка усмехнулась. — И мужа своего я не заслужила. Он хороший, а я делаю его несчастным.
— А еще?
— Работа у меня есть, в отличие от многих. И дочка. Люблю ее, — усмешка превратилась в улыбку.
— А знаете, чему я много раз был свидетелем? — задал я вопрос, на который собирался ответить сам. — Многие заболевают потому, что в их прошлом что-то случилось — как у вас. И они не могут — или не хотят — простить тех, кто причинил им боль, и отходят от Бога. А потом горечь и злоба отравляют их жизнь, что влечет за собой массу проблем со здоровьем. — Теперь она слушала очень внимательно. — Их мучают головные боли и бессонница, а порой их иммунитет настолько слаб, что не в силах справиться ни с одной болезнью.
— И как вы помогаете таким людям? — спросила она.
— Советую им простить всех, кто причинял им боль, и помогаю говорить с Богом, если они этого хотят, — ответил я. — Некоторым нужно признать, что они злятся на Бога. Я бы ни за что не подтолкнул вас насильно, но думаю, если вы расскажете Богу о том, как вам больно, это вам не повредит. Искренность — залог отношений. Советую вам делать это с уважением, но Он примет все, что вы скажете. Можете обратиться прямо к Нему.
Клаудия ненадолго замолчала.
— Хорошо, я попробую, — сказала она.
— Давайте. Расскажите Богу о том, когда вы отвергли Его, — и что вы тогда чувствовали.
Клаудия долго молчала, и я было решил, что потерял ее и наша встреча резко закончится. Но она сказала:
— Господи, где Ты был, когда меня насиловали? Почему Ты это допустил?
— Вас бросили? — тихо подсказал я.
— Я чувствовала, что Ты меня бросил. Будто Тебе все равно.
Признания отзвучали, и на миг воцарилась тишина.
— На кого еще вы злитесь? — спросил я. — Скажите Ему.
— Я злюсь на мать, — сказала она. — Злобная стерва, просто дышать мне не давала! Где отец ее только откопал! Ненавижу даже думать, что я с ними в родстве!
Она умолкла.
— Мы многого не понимаем в жизни, — сказал я. — Вот и вы застряли на месте. Вы все ждете объяснения от Бога, и только потом будто бы решите Ему довериться. Вы уже признали, что получили многое просто так. У вас есть вопросы о вашем прошлом, — но, видимо, есть и подтверждения того, что Бог проявил к вам доброту.
— Думаю, да, — призналась она с легкой улыбкой.
— Если вы готовы сделать шаг вперед, навстречу Богу, вам придется больше не требовать от Него объяснения причин. Уверен, когда-нибудь вы их узнаете. Но не сейчас.
Клаудия надолго задумалась.
— Скажите Богу что-нибудь, если хотите сделать этот шаг. Скажите так: «Господи, я не понимаю многих причин, но я оставлю поиск ответов и не стану их требовать. Если захочешь, объяснишь мне потом — у нас впереди целая вечность, и сейчас мне ничего не нужно. Я выбираю веру в то, что Ты добр и милосерден — и что Ты делаешь все так, как лучше для меня»
[20].
Когда я умолк, Клаудия заплакала.
