— Господи, я не знаю, зачем это было, — сказала она от чистого сердца. — Но я больше не буду спрашивать. Пусть все откроется потом. Я верю, что Ты милостив и желаешь мне добра, пусть даже все выглядит иначе.
Мне показалось, что после этих слов ее лицо словно озарилось. Сутулость исчезла. Она как будто скинула с плеч тяжелый камень.
— Вы идете к Богу, Клаудия, — сказал я. — Готовы ли вы простить мать и отца?
— Готова, — сказала она, и я помог ей отпустить эту горечь.
Она снова тихо заплакала, и мое сердце дрогнуло от боли, — я сочувствовал ей. Затем она затихла: наверное, она много лет не чувствовала такого мира и покоя. Я бросил взгляд на монитор: уже подошло время принимать нового больного, а я и не заметил. Клаудия взглянула на меня, но не вставала, — прислушивалась к чувствам.
— Так странно, — сказала она. — И легко. Будто тонну сбросила.
— Это нормально. Вы на пути к здоровой жизни. Я поражен тем, что вы сегодня совершили.
Я должен был принять другого пациента — назначенное время и так прошло, — и пришлось проводить Клаудию с наилучшими пожеланиями. Я знал: обида и горечь попытаются вернуться. И я не успел хоть чем-то заменить злость, бывшую у нее на сердце. Разговор с отцом или матерью мог снова всколыхнуть гнев и страхи. К счастью, долго ждать не пришлось: вскоре она позвонила.
— Как вы? — спросил я.
Она уже не плакала: голос был живым и веселым.
— Намного лучше! — радостно воскликнула она. — Со мной что-то произошло у вас на приеме! А еще я узнала, что мачеха за меня молится! Муж мне говорил то же самое, что и вы, но я ему не верила, а теперь меня спрашивают: «Что с тобой? Ты чего такая счастливая?»
Люди могут не слушать ни родственников, ни священников, а вот врачи, как ни странно, могут помочь им снова обрести Бога.
Я видел это много раз. Люди могут не слушать ни родственников, ни священников, — а вот врачи, как ни странно, могут помочь им снова обрести Бога. Я дал ей номер женщины, помогавшей в духовном исцелении, и Клаудия тут же ей позвонила. Она восстановилась невероятно быстро: за один визит она прошла от яростного неверия до абсолютного принятия Бога. Ее семейная жизнь начала улучшаться, и теперь она с надеждой смотрит и на себя, и на мир, — словно она ждала, пока кто-то поможет ей собрать осколочки веры в единую и прекрасную картину.
* * *
Джерри. Огромная аневризма, поразившая ствол мозга. Неимоверно опасная. Резидент, принимавший больного, вписал его в график срочных операций и позвонил мне в самую рань. Я просмотрел томограммы на домашнем компьютере. Да, случай был опасным, и разобраться с ним стоило как можно скорее.
Аневризма вспухла на базилярной артерии в передней части ствола мозга и разбухла настолько, что сжала сам ствол, отчего Джерри едва мог ходить. Большинство аневризм — с горошину, в диаметре миллиметров семь. Эта была вчетверо больше, что перевело ее в разряд гигантов. Мозг, в общем-то, на удивление неприхотлив; его отделы часто приспосабливаются к медленному росту аневризмы или опухоли. Но ствол мозга, равно как и спинной мозг с его канатом нервов, поддаются раньше других, — и именно их сейчас поражала аневризма. Риск мог оказаться фатальным.
Мои первые вопросы, даже когда случай столь опасен, всегда звучат так: «Делать — или не делать? Может, ничего не трогать? Это длилось годами — так сколь велик риск нанести больному вред? Или стоит просто вылечить симптомы и не трогать саму аневризму?» Вот о таком я в то утро и думал, пока ехал в больницу, — впрочем, без снимков я все равно не мог ничего рекомендовать.
А снимки показали, что проблема куда более серьезна. Вероятность инсульта на операции или после нее мы расценивали как один к четырем. Но бездействие могло повлечь лишь ухудшение — и смерть.
Джерри я встретил в смотровой. Он был невысоким, уже на седьмом десятке, и выглядел так, словно мог выжить в джунглях с одним только ножом. Я уже успел поговорить с резидентом и знал, что Джерри ненавидел, когда зависел хоть от кого-нибудь, — и очень долго ждал, прежде чем обратиться к врачам. Но ему было все хуже, и под угрозой инвалидной коляски он, хоть и неохотно, согласился рассмотреть варианты лечения.
— Чем занимаетесь? — спросил я, пытаясь узнать и о нем, и о его окружении.
— На пенсии, — ответил он.
— А чем занимались?
— Да так, разным по мелочи, — недовольно сказал он и замолк.
— Ладно, — не стал настаивать я. — Как проявлялась ваша болезнь?
— Слабость. В правой половине. В автобус еще забираюсь. Но уже хромаю, — объяснил он рваными фразами.
— Вас некому отвезти?
— Я живу один.
— Друзья, соседи?
— Нет.
Волк-одиночка? Или боится и просто блефует? В общем, ясно: о себе он говорить не любил.
— Чем дольше будете тянуть, тем хуже, — сказал я. — Операция рискованная, но если ничего не сделать, то вас, в конечном счете, разобьет паралич.
— Понимаю, док, — сказал он. — Потому я и тут.
Что-то казалось мне странным. Он словно воспринимал нашу встречу как визит к дантисту ради пломбы. Не знал, насколько серьезны такие вмешательства? Ладно, зайдем с другой стороны.
— Кто-нибудь пришел с вами? — спросил я.
— Нет.
— Есть ли в городе родные, с которыми вы можете связаться?
— Нет.
— Прошу. Это очень рискованная операция.
— Насколько?
— Невероятно рискованная, — ответил я. — У вас громадная аневризма рядом с важнейшим отделом мозга. Артерия извернулась, и вернуть ее в норму будет крайне трудно, если вообще возможно. Не исключен летальный исход. Думаю, вероятность обширного инсульта или смерти — один к четырем.
Ага, проняло.
— Вы серьезно?
— Абсолютно.
Судя по виду, на такое он не рассчитывал. Странно, почему он решил, будто риск окажется низким? Это была исполинская аневризма! Паралич и так уже подбирался к нему, словно паук.
— Мне ничего не говорили о смерти.
— Жаль быть первым, — отозвался я. — Эта операция очень опасна.
Джерри опустил голову и скривился. Он явно обдумывал новые сведения — и явно никогда не думал о смерти. Он тяжело дышал. В жестах скользили гнев и разочарование, как будто его рывком втащили в ловчую сеть.
— Мне нужно позвонить жене, — сказал он. — На самом деле она моя бывшая жена, но она мне важнее всех в жизни. Она и сын.
Я заметил, что на каждую фразу он тратил больше времени.
— Конечно, прошу. Звоните прямо отсюда.
Он достал мобильный и набрал номер.
Это дало мне передышку. Что еще сделать? Выходит, он и о рисках не знал! Ему требовалось время, а в идеале — и близкие люди, способные утешить и подбодрить. А он сидел тут совсем один, явно расстроенный, и этот удар застал его врасплох.
