Шум за прилавком усилился.
Сильный шум где-то совсем низко над землей. А потом прилавок, за которым какой-то вервольф торговал из котла жарким, просто взорвался сиротками Сумеречного базара. Дети были повсюду – нижнемирские всевозможных видов, и все они выкрикивали имена, просьбы, шутки, все старались привлечь его внимание. В основном на испанском, но Алек расслышал и несколько других языков и тут же запутался, какие слова – на каком. Разноцветные отблески плясали на десятках маленьких лиц. Он растерянно вертел головой не в силах остановиться на одном лице, одном голосе.
– Гм… Эй! – сказал он, наклоняясь над толпой и запуская руку к себе в сумку. – Эй, голодные есть? Вот вам, хватайте.
– Фу! Это что у тебя, энергобатончики? – скривилась Лили. – Нельзя так издеваться над сиротами!
Но Алек уже вытащил бумажник и начал раздавать детям деньги. Магнус всегда следил, чтобы в бумажнике магическим образом появлялась наличность – просто так, на всякий случай. На себя Алек деньги все равно не тратил.
Лили хохотала. Она всегда любила детей, хотя иногда притворялась, что не любит. А потом она замерла. На мгновение ее сияющие глаза стали мертвыми и пустыми. Алек напрягся.
– Ты, малыш, – ее голос дрожал. – Как, ты сказал, тебя зовут?
Она тряхнула головой и повторила вопрос по-испански. Алек проследил за ее взглядом.
Остальные дети пихались, наседали, хватались друг за друга и за прилавки, но вокруг этого мальчика оставался круг пустоты. Теперь, когда их внимание безраздельно принадлежало ему, он не кричал. Просто стоял, закинув кудрявую голову, чтобы как следует рассмотреть чужаков сузившимися очень темными глазами. Очень суровыми… хотя это, наверное, были фантазии Алека, ведь ребенку едва исполнилось шесть.
– Рафаэль, – спокойно произнес он, отвечая на вопрос Лили.
– Рафаэль, – прошептала она. – Ну конечно.
Его лицо было самым юным в этой толпе таких юных лиц, но в его облике сквозило холодное самообладание. Он шагнул вперед, и Алек не удивился, когда другие дети расступились, пропуская его. Он был окутан отстраненностью, словно плащом.
Алек прищурился. Непонятно, к какому виду существ, населявших Нижний мир, принадлежало дитя, но в его манере двигаться было нечто… особенное.
Рафаэль что-то сказал по-испански. Интонация была повелительной, так что, видимо, это был вопрос или приказ. Алек беспомощно перевел взгляд на Лили. Та кивнула, явно пытаясь взять себя в руки.
– Мальчик сказал… – она кашлянула. – Он спрашивает: ты Сумеречный охотник? Не как те, из Института. Ты настоящий Охотник?
Алек моргнул. Рафаэль не сводил с него твердого, немигающего взгляда.
Опустившись на колено посреди пестрой суматохи Базара, Алек заглянул в темные требовательные глаза.
– Да, – ответил он, – я Сумеречный охотник. Скажи, как я могу тебе помочь?
Лили перевела. Рафаэль покачал кудрявой головой, его лицо стало еще холоднее, словно Алек только что провалил какой-то экзамен. Последовало еще несколько отрывистых фраз на испанском.
– Он говорит, что помощь ему не нужна, – сообщила Лили. – Он говорит, что слышал, как ты расспрашивал на Базаре про женщин, которые исчезли.
– Значит, он понимает по-английски? – с надеждой спросил Алек.
Рафаэль закатил глаза и ответил по-испански.
Лили улыбнулась.
– Он говорит: нет, совершенно не понимает. У него есть информация, но здесь он говорить не хочет.
Алек нахмурился.
– Boludo
[17], – повторил он. – Мальчик так сказал. Что значит это слово?
– Оно значит, что ты очень славный человек, – улыбнулась Лили.
Прозвучало это так себе. Алек прищурился, глядя на Рафаэля. Тот уставился на него совершенно пустыми глазами.
– Хорошо, – сказал Алек. – Кто за тобой присматривает, малыш? Давай пойдем к ним и там поговорим.
Было темно, особенно под навесом палатки, но Алек мог поклясться, что ребенок закатил глаза, а потом, видимо, сочтя его совершенно безнадежным, переключился на Лили.
– Он сам за собой присматривает, – объяснила та.
– Но ему же всего шесть!
– Он говорит, что пять, – Лили внимательно слушала, наморщив лоб, и медленно переводила. – Его родители погибли во время Темной войны, когда пал Институт, а потом была женщина, вервольф, она забрала себе сразу несколько детей. Но теперь ее нет. Он говорит, больше никто не хочет брать его к себе.
Наверняка она из тех женщин, что исчезли, мрачно подумал Алек. И тут же эту мысль смыло волнами ужаса, когда до него дошло, что на самом деле говорит Лили.
– Его родители погибли, когда пал Институт? – каждая клеточка его тела вздрогнула, как от удара током. – Этот ребенок – Охотник?
– А что, ситуация сразу становится гораздо хуже, если в таком положении оказывается Сумеречный охотник? – холодно спросила Лили.
– Да! – огрызнулся Алек. – И не потому, что нижнемирские дети чем-то хуже. Мой сын из Нижнего мира. И нет, никакой ребенок такого не заслуживает. Но ты сама слышала, что сказала Джульетта: все здесь стараются, как могут. Сумеречные охотники гибнут в сражениях каждый день, и для их детей находят приемных родителей и новый дом. Есть налаженная система усыновления детей Охотников, и она должна работать! Закон защищает самых обездоленных из нас. Да что, черт побери, не так с этим Институтом?!
– Ну, раз ты заговорил таким суровым голосом, значит, мы скоро все выясним, – весело прощебетала Лили.
Алек все еще смотрел на Рафаэля с ужасом и отчаянием. Теперь он видел, что мальчик был более грязным и неухоженным, чем остальные. Алек знал закон – он выучил его, сидя на коленях матери, узнал от отца, от учителя и из каждой книги в библиотеке Института там, дома. Он уважал его еще совсем юным, когда ничто другое не имело для него смысла. Священный долг всякого Сумеречного охотника – стоять незримым против сил тьмы; защищать любой ценой.
Сейчас он был гораздо старше и понимал, каким непростым бывает мир. Но каждый раз, когда его сияющий идеал оказывался запятнан, он воспринимал это как удар, неожиданный и жестокий. Если бы только он мог…
Но правила в этом мире были другие.
– Пойдем со мной, – сказал он ребенку нефилимов. – Я позабочусь о тебе.
Если Рафаэль действительно был один, Алек мог забрать его в Нью-Йоркский Институт или в Аликанте, лишь бы не оставлять его здесь, одного, без друзей, без заботы. Он наклонился, раскрыв объятия, готовый подхватить Рафаэля на руки, унести его.
Мальчишка метнулся прочь, словно дикий зверек, и зло посмотрел на Алека, словно предупреждая, что укусит, если тот еще раз позволит себе подобное.
