— Отлично, Снорри, — шепотом скомандовал он. — Уходим.
Весла беззвучно скользнули в воду. Лодка медленно отдалялась от яхты, теряясь в темном пространстве между небом и морем. Едва слышный рокот движителя подсказал, что яхта снова легла на курс. Корабль уходил в Иравию, оставляя Хестора наедине с возможными убийцами и никто, никакая живая душа не знала, где сейчас он и что с ним…
Если бы принц мог, он завыл бы в этот момент — так тоскливо и страшно стало в один миг.
— Думаю, минут через пять можно будет заводить мотор, — распорядился демон, явно бывший в этой парочке главным. — Они отплыли достаточно далеко и не услышат нас.
Тролль кивнул и покосился на пленника.
— Зачем вам этот парень, командир?
Фиалковые глаза засияли от такой неприкрытой дикой ненависти, что Хестор отшатнулся бы, если б мог.
— У него остались кое-какие неоплаченные долги.
Глава 42. Деликатес
— У меня для тебя сюрприз, — с порога заявил любимый муж.
— Сюрприз — это хорошо, — согласилась я, подставляя губы для поцелуя. — Если приятный. А в чем ты так вымазался?
Дэмиан провел пальцами по щеке, покосился на темные пятна на ладони и усмехнулся.
— Только пришел, не успел умыться толком, — и я обратила внимание, что сегодня на Дэмиане вместо его любимой заношенной куртки десантная форма, хорошо знакомая по фильмам про отряды командос. Ух, как она ему шла! Облегала, где надо подчеркивала мускулатуру. Ну просто глаз не оторвать. Есть все-таки в мужчинах в форме что-то такое…
— Сюрприз! — напомнил любимый супруг. И потащил меня в одну из заброшенных и страшных комнат, обитых мягкой тканью. В эту часть дома я после той памятной экскурсии больше не заходила, от мысли о боли и страдании, которые видели эти стены, становилось не по себе.
При виде спеленутого мычащего тела на полу я вздрогнула. Как будто в прошлое перенеслась.
И второй раз вздрогнула, когда узнала его. Быть не может!
— Это же…
— Ага, — Дэмиан хищно ухмыльнулся и пинком ноги перевернул пленника, давая разглядеть его во всей красе. — Его Высочество Хестор Гронгард таинственным образом испарился где-то посреди моря, предположительно бежал, опасаясь суда. Поскольку империя официально передала принца представителям Иравии, к нам никаких претензий. Так что он весь твой, Ри. Можешь играться как только душа пожелает.
Хестор на полу замычал и забился, как вынутая из воды рыбина. Его руки и ноги скрепляли тяжелые металлические браслеты, во рту торчал шарик кляпа.
Взгляд скользнул по ошейнику на шее пленника — почти такому же, как он надел на меня когда-то, и в душе вспыхнуло злое ликование. Я со всхлипом глотнула воздух и замерла, впившись взглядом в самого ненавистного мужчину в мире. Богиня, сколько раз я представляла что-то подобное. Его — поверженного, беспомощного у моих ног. Себя с кинжалом в руках над ним.
И вот она — сбывшаяся мечта. Хопеш в моей власти, униженный и жалкий.
Теплые руки легли на талию. Дэмиан обнял меня сзади, склонился над моим ухом.
— Если хочешь, я могу приковать его, где скажешь, — он кивнул на крепления для наручников на стене. На металлической стойке под ними лежал набор проржавевших пыточных инструментов, наследие психбольницы. Дэмиан рассказывал, что их использовали в лечебных процедурах…
Вид этой стойки привел в чувство вернее, чем пощечина. Я тяжело выдохнула и обмякла в его руках. Ненависть выходила из меня, как воздух из спущенного шарика.
— Нет, — голос прозвучал грустно, но твердо. — Он мерзавец, подонок, полное дерьмо. Но я не такая.
Чем я буду отличаться, если начну пытать беспомощного пленника? Пусть даже этот пленник — Хестор Гронгард, и он заслужил страдания. Да, я ненавижу Хестора, желаю ему смерти, но как можно мучить кого-то ради удовольствия? Не понимаю…
— Так и думал, что ты откажешься, — Дэмиан нежно провел пальцем по моей щеке. — Но должен был предложить. Тогда что ты хочешь с ним сделать?
— Убить… — я сглотнула и повернулась к мужу. — А какие еще варианты?
— Ну, чисто теоретически… Бывает участь хуже смерти, поверь, — мне вдруг стало страшно от тьмы, которая взглянула со дна его зрачков. — Но я бы не стал оставлять этого мудака в живых. Даже если отрубить ему крылья и хвост, изуродовать лицо так, чтобы никакая регенерация не спасла, Хестор все равно останется демоном. А любой демон опасен.
— Не надо, — выдавила я.
Я уже преодолела, пережила это. И мои ночи станут куда менее безмятежными, если я буду знать, что Хестор жив и однажды сможет прийти за мной.
— Бешеных псов пристреливают, а не мучают. Просто убей его.
— Хочешь, чтобы это сделал я? — в глазах мужа заплясали веселые искорки, а мне стало стыдно. Подло перекладывать этот груз на другого. Хестор — мой враг, мое проклятье.
— Нет, лучше я.
Дэмиан с готовностью протянул мне кинжал. Я сжала его — неумело, как ребенок сжимает нож в кулаке. Ноги подгибались, от мысли о том, что сейчас придется сделать, накатывала тошнота.
Да, я уже убивала, но в горячке боя, в облике Адского охотника. Когда милосердие и страхи отступают, остается только высшая справедливость, нанести удар не сложно. То существо, которым я становилась, знало, что кара заслужена. И что удивительно: снова став обычной Рианой, не терзалась угрызениями совести, мне не снились по ночам убитые. Словно то, что я сделала, сделала не совсем я. Не та я, за которую я отвечаю.
Но убить вот так — лицом к лицу, глядя в глаза? Я сжимала кинжал в руках и понимала, что буду вспоминать этот день даже спустя столетия. Вспоминать и спрашивать себя: нельзя ли было по-другому, иначе, правильно ли я поступила?
Но я все же шагнула вперед и встала над ним. Хестор жалобно замычал, завращал глазами. Кадык на худой покрытой волосами шее резко дернулся.
И вот это жалкое недоразумение — чудовище, испоганившее мне годы жизни? Это из-за него я боялась, шарахалась от мужчин, пряталась от мира в ледяной башне?
Накатила злость. Я нагнулась и выдрала кляп у него изо рта.
— Говори: почему ты это сделал? — потребовала я, вглядываясь в его расширенные от ужаса зрачки.
— Ваше Высочество, я не знаю о чем вы… — его голос звучал неуверенно, слабо и заискивающе. Брови жалобно скакнули вверх — ну вы поглядите, просто милый невинный пупсик. — Я ни в чем не виноват, клянусь!
Меня окатило волной гадливости, ощущаемой почти физически, и я отшатнулась. Противно было находиться рядом, смотреть на него, слушать мольбы и жалкие оправдания. Противно было убивать его — все равно что давить мерзкую жирную мокрицу.
А Хестор все блеял: жаловался, умолял, заверял, что он тут не при чем и совершенно не понимает в чем дело. Не будь того разговора в опере, я бы даже засомневалась. Больше всего на свете я боюсь покарать невиновного.
